Кто такой Михаил Кмитюк
– Я – командир отряда беспилотных систем специального назначения "Тайфун". Вообще, по образованию юрист.
О войне дронов
– Если мы говорим о войне дронов, которая сейчас идет, можете ли вы вспомнить эпизод или момент, который вас больше всего поразил в войне дронов, вот за все время того, как вы контактируете с дронами, работаете с этим.
– Впечатляет то, что сегодня дроны сбивают дроны. Если еще несколько лет назад мы не могли и говорить, то сегодня уже идет охота дрона за дроном, пилота за пилотом.
– Какой-нибудь эпизод можете вспомнить такой, что вы посмотрели и сказали: "Ого"?
– Крайний эпизод – это просто уничтожили наш бомбер, который возвращался домой. Вражеский дрон сопровождал и просто его уничтожил.
– Мы можем говорить о том, что сейчас вот война дронов – она уже сейчас идет? Или это еще не ее начало?
– Она уже длится больше года, если называть вещи своими именами. Это уже какая-то такая горячая фаза этой войны идет, вообще нас война сделала такой боеспособной армией.
– Что важнее: дрон или классный оператор?
– Безусловно, классный оператор. Потому что мы не на том уровне, чтобы дрон мог автоматизированно выполнять функции на поле боя. Без классного оператора мы сегодня не сможем эффективно работать.
– А что для вас классный оператор? Вы себя считаете классным оператором?
– Думаю, да. Потому что сегодня я этот опыт передаю своим пилотам, своим экипажам. И это мне позволяет посмотреть со стороны, насколько они эффективны.
О подразделении "Тайфун"
– Тогда говорим уже о вашем подразделении. Относительно молодое, я так понимаю. Вы создались в прошлом году?
– Да.
– На каком этапе развития вы сейчас? Можно ли говорить вообще о том, какое количество людей у вас вовлечено?
– О количестве мы говорить именно не можем. Но можем так дать такое значение, что это, в принципе, уже фактически сформированный отряд, который уже доходит до всех курсов и согласования. С самого начала было задание поддерживать бригады наступления, которые есть в Национальной гвардии Украины. Было принято решение создать отряд беспилотных систем.
– До сих пор так, правильно?
– Конечно. Мы по сегодняшний день работаем с разными бригадами по всей линии.
– А на каких направлениях вы работаете?
– Сегодня мы сосредоточились на Покровском направлении, потому что это одно из таких динамичных и сложных направлений. А нам, нашему отряду, интересны только сложные направления.
О сложностях Покровского направления
– А в чем сложность Покровского направления, ну, если говорить о настоящем?
– Мне кажется, сегодня нас даже в какой-то степени враг на этом направлении преобладает. Потому что еще по состоянию на вчера я видел в Telegram-канале, что их "Молния" залетела 40 км за линией от ЛБЗ.
– Сложно вообще воевать – вот я всегда думаю – воевать и развивать подразделение, когда подразделение, бригада уже сформировано – вот они пошли и воюют, работают. А вот если вы новое – я понимаю, что каждый раз какие-то новые вызовы, новые люди приходят. Как это совмещать – и войну, и развитие подразделения?
– Это на самом деле очень сложно – и формировать, и одновременно быть на поле боя, и контролировать все эти процессы – очень сложно управлять этими процессами. Одно дело, когда ты приходишь на установившееся уже запустившееся подразделение. Тебе нужно, возможно, там сделать какой-нибудь переформат, что-то изменить. Там, условно, не профессиональных людей – возможно, а возможно, просто кого-то надо научить, дать ему недостающие знания. Здесь в принципе идет постоянный непрерывный процесс обучения, постоянный набор. И при этом параллельно мы выполняем задачи на разных направлениях участков фронта.
– А вы, как командир, выезжаете тоже на задания? Как вы работаете?
– Работаю по-разному. Когда был период формирования – значит, я выезжал на каждое из направлений постоянно: неделю на другом, неделю на третьем. Сейчас выезжал, пробыл на одном из направлений месяц командиром тактической группы для того, чтобы организовать и запустить уже нашу тактическую группу, которая формируется. По состоянию на июнь она уже сформируется полноценно, и мы уже сможем работать как полноценная единица в составе бригады. Но, опять же, остается еще ряд направлений, которым также нужна поддержка. То есть, каждое направление диктует свои условия.
– А все командиры выезжают на направления и работают напрямую?
– Абсолютно.
– Нет таких, которые не выезжают, а просто управляют с каких-то мест?
– Да нет такого. Все абсолютно командиры, как только группы сформированы, они выезжают. Понятно: если это одна группа, которую мы передаем – ты же ею не будешь просто, одной группой или одним экипажем FPV является командир группы, который ею управляет. А вот когда уже выезжает тактическая единица – конечно, командиры групп, заместители – выезжают и непосредственно работают там.
Чем "Тайфун" отличается от других подразделений?
– Сейчас очень много подразделений создается подобных вашему. Что вас отличает от других подразделений? Вот почему я спрашиваю, потому что я хочу оставить ссылку, в описании, друзья, под этим видео. Вы найдете ссылку на спецподразделение "Тайфун", в случае если вы хотите присоединиться. Мы оставляем ссылку – там будут все контакты, заходите, посмотрите, знакомьтесь. Там и сайт, и Facebook, Instagram – все соцсети. И, возможно, эта информация будет вам полезна. Поэтому хочу спросить – если вот сейчас человек вас послушает, посмотрит и подумает: "Чем особен такой "Тайфун?" Чем он, кроме того, что такое название, чем он особен, чем он отличается от других подразделений?
– На самом деле, специфика всех подразделений похожа. Просто каждый, да, каждый командир, говорит: "Мое подразделение лучшее, мое подразделение лучшее". Но, в основном, мы заточены на разные беспилотные средства. То есть, начиная от обычных FPV-дронов, заканчивая ударными самолетами с искусственным интеллектом или с условным донаведением, которое мы уже успешно проходим и применяем. И, в принципе, можно там посмотреть на наших Telegram-каналах, на Facebook. Отличаемся тем, что мы постоянно работаем с производителями. Производители нам дают свои инновационные изделия, мы их тестируем. И, в принципе, если тестирование проходит успешно, мы распространяем полностью на все подразделение, а возможно даже на какие-то бригады, если им это необходимо.
О наборе в "Тайфун"
– Какие у вас требования к людям, которые, возможно, прямо сейчас вас посмотрят и захотят приобщиться? А кого вы точно к себе в подразделение не возьмете, скажете: "Нет, такой человек мне не нужен", даже если у этого человека есть прекрасные навыки в пилотировании, скажем так?
– Есть категория "транзитера" – я их так называю. Они просто транзитом приходят и уходят куда-нибудь. Конечно, ты не можешь предсказать, что он приходит не просто сражаться вместе с "Тайфуном", а просто он пришел, пересидел в какой-то должности и пошел дальше. Мы на берегу говорим об этом – что нам, в принципе, такое не интересно. Пусть они используют другую платформу.
– Как человек соврет вам и скажет... Ну он же не скажет, что я – "транзитер", как вы говорите?
– Есть же внутренний отклик по войскам. То есть о нем уже будет, разумеется, ходить какая-нибудь та или иная слава, что он, в принципе, не задерживается ни там, ни здесь. Конечно, это вопрос самомотивации, саморазвития. Очень тяжело работать с людьми, которым постоянно нужна какая-нибудь нагайка, которые говорят: "Давай, учись, нужно здесь обновиться, нужно тебе получить новые знания, потому что ты дальше не поедешь". Конечно, с этими людьми сложно. Они на каком-то этапе, в принципе, тоже отсеиваются. Те люди, которые самообучаются, самосовершенствуются – это большинство таких, которые есть у нас в подразделении.
– А много таких, которых вы взяли, а потом пожалели, что взяли? Отсеяли, скажем так?
– Жалеть – не жалели, потому что это же невозможно предусмотреть. Мы на берегу договорились, что он будет пилотом, будет выполнять те или иные задачи. Но отсеяли около четырех или пяти человек. Ну, я скажу – это вообще не такое большое количество, о котором я слышу, например, в других подразделениях.
– А почему так, как думаете?
– Возможно, у меня так построено, что есть некая автономность принятия решений у командиров групп. И благодаря этому они как художники могут "рисовать", принимать решения на месте. Я не вмешиваюсь постоянно в их работу. Если я уже вмешиваюсь – значит, что-то идет не так: что-то не летит, неудачно выбранная позиция или какие-то проблемы с оборудованием, где-то не дорабатывает авиационный техник. И это уже проблема. Но вообще людям нравится, когда им дают реализовывать их потенциал. Причем каждому – начиная от первого заместителя и заканчивая последним солдатом, который у меня есть.
– Какие навыки должен иметь человек, чтобы служить в вашем подразделении и дослужиться до какой-то серьезной должности, скажем так? Ну что должен уметь этот человек?
– Менеджер – безусловно, если он хочет управлять группой. Иногда те, кто хотел управлять группой, говорят: "Я готов". Но они действительно не готовы – они не прошли путь. Нужно, должно быть, каждую должность пройти. Хотя бы немного, я не знаю, недолго. Если ты вырос, ты говоришь: "Я вырос, я готов управлять группой". Тем более что у нас идет постоянный набор, можно спокойно сформировать свою группу и работать там в автономном режиме, как ты видишь и как можешь дать свое видение. Поэтому возможности у всех одинаковые. Если ты менеджер, то можешь управлять – бери ответственность за группу и вперед, выбирай направление и работай.
– А что технически должен уметь человек, который, возможно, сейчас смотрит нас и захочет попасть в ваши ряды?
– Технически мы научим всему. По всей технике мы, в принципе, научим. У нас целый инструкторский отдел, у нас планируется школа боевых пилотов – это вообще не проблема. Вопрос в желании и, как я уже говорил, в той же мотивации. У нас было такое, что пилоты не стали пилотами.
– Не смогли?
– Просто два курса, четыре прошли – и не смогли. И такое бывает. Но они выбрали другое направление – тыловое, направление обеспечения, где они точно будут приносить больше пользы, чем там, где они были бы обузой для других пилотов. Потому у нас, в принципе, такого нет.
О пути пилота в подразделении
– Если человек попадает к вам в подразделение, с чего начинается его путь?
– Сначала – путь сбора документов и БЗВП. Это базовый военный курс, двухмесячный, который сегодня обязательно проходит каждый. После этого он к нам прибывает, идет учиться по профилю, определенному уже на предыдущем собеседовании – на кого он идет: пилота FPV, пилота "Мавика", пилота ударного крыла, пилота аэроразведки. После обучения по профилю происходит наше внутреннее слаживание. И уже после слаживания мы готовим его под какую-то группу, которая уже работает на направлении – на боевые.
– Снова вернусь к теме большого количества подразделений сейчас. А вы как конкурируете между собой?
– Внутренняя конкуренция всегда была и есть. Но я считаю, что войны хватит на всех. Мы слабее – в плане нас меньше. Нас атакует более сильный противник. Здесь вопрос вообще стоит в объединении. Это не "я себе знаю – я с тобой не поделюсь". Мы по этому пути точно не идем. Мы, напротив, даже с подразделениями Вооруженных сил совместно работали, делимся нашими лайфхаками, которые у нас есть. Так же делились они. Поэтому если ты сегодня выполняешь задачу и ты лучший на одном из направлений, то это не значит, что ты завтра не будешь на другом направлении, где у тебя, условно, не будет лететь или не будет идти. А тебе понадобится помощь. Ты просто скажешь, а тебе так же ответят: "Нет, ты не помогал – и мы тебе так же поможем, как и ты нам".
– А люди постарше к вам идут?
– Конечно. У меня пилот – 48 лет.
– И это старший возраст считается, да? Для пилота уже.
– 50 лет есть. Ну, это, конечно, да.
– А что это за люди, интересно? Кем они были в гражданской жизни и почему решили?
– Был успешным бизнесменом, все у него в жизни было прекрасно. Просто когда началась война – вернулся. Вернулся в Украину из-за границы и вступил в ряды. Сначала мы вместе начинали – отряд специального назначения "Омега". И уже со мной пошел дальше.
– Женщины есть у вас?
– Да.
– Чем они сейчас занимаются?
– Есть разные категории – есть в штабе, и есть женщины-пилоты. Женщины-пилоты в основном у нас на ударных самолетах. И довольно хорошо себя зарекомендовали. И мы делаем в принципе ставку на это направление. И даже планировалось формировать женскую группу специального назначения в будущем.
- Читайте также: "Вдвоем держали посадку. Притворялись, что нас много" – "Пастор" откровенно о страхе, пленных, вере на войне в "Кто с Мирошниченко?"
Какова сегодня мотивация для борьбы?
– Михаил, давайте по-честному поговорим. Вы ведь честный командир?
– Конечно.
– Сейчас, в нынешних условиях, какова мотивация у людей, идущих к вам воевать? То, что было в начале – это одна история. А сейчас – совершенно другая. Мы с вами в Киеве. И мы видим, что здесь происходит. Какая мотивация сейчас у людей?
– На самом деле – разная мотивация. Объективно могу сказать: кого-то поймали ТЦК, и кто-то хочет попасть в отряд, о котором слышал, о котором знает. Конечно, люди боятся неизвестного. Если им предлагают какую-то бригаду, о которой они впервые слышат, они сознательно туда не хотят. Потому что бригада для них неизвестная. Это одна из мотиваций. Других людей что мотивирует? Это все же те, кто находился в тыловых частях – он хочет научиться, стать пилотом, научиться летать. И это – их мотивация. Все же приносить пользу по-другому. Хотя он там так же выполняет свои служебные обязанности. Несмотря на то, что прошло два-три года времени, возможно, ему нужен был личный пример товарища или пример родственника какого-нибудь. Но, по факту, таких людей достаточно много, желающих перевестись из других частей и стать пилотом.
– Как вы считаете, мобилизация вообще правильно проходила, по вашему мнению? Видели ли вы какие-нибудь недостатки, на которые стоило бы обратить внимание? И если бы она проходила иначе – возможно, и сейчас ситуация была бы иной?
– Я думаю, что наше подразделение является примером того, как нужно мобилизовать людей. У нас нет людей, идущих через ТЦК. У нас все добровольно к нам приходят. Мы на берегу проговорили условия – и, в принципе, у нас сегодня, через год, фактически сформирован отряд. Поэтому я считаю – нужно брать пример. Так же из других. Есть ряд успешных бригад, которые так же в процессе рекрутинга набрали огромное количество людей.
В чем преимущество россиян
– Россияне нас за эти годы в чем-то превалируют. Ну вот именно по вашей специальности – в чем преимущество россиян? Какое сейчас преимущество у них в дронах, в этом всем?
– Я считаю, что сегодня на некоторых направлениях они по количеству дронов нас преобладают. Это не по всем направлениям, но на некоторых отдельных направлениях у них есть сильные группы, которые также работают. И, я же говорю, пример есть – если они уже одолевают 40 км, значит, они в этом направлении развиваются. Они просто масштабируют. Они воруют то, что было у нас. Фактически мы показали, как надо успешно – 22-й, ну, 23-й, 24 год – мы применяли и были на высоте. В 24 году они сделали копию, и сегодня они начинают масштабировать производство дронов. Это не только FPV-дроны, это дроны "Шахед", которые так частично имеют успех по тем или иным участкам, где они их применяют. Поэтому у них есть масштабное преимущество.
– Почему так произошло, как вы считаете? Почему они начали на каком-то этапе производить в разы больше, чем мы?
– Это исключительно их внутренняя политика, где они инвестируют исключительно в войну. А весь бюджет, насколько я знаю, идет исключительно на войну.
– Что нам мешает повторить их путь?
– Я считаю, что у нас не все так плохо. Но мы все равно отстаем. Но нам точно еще не поздно выровнять ситуацию. Просто… я точно не вижу стратегическую картину. Я могу с уверенностью сказать, что если год назад это была целая эпопея с дронами, то сегодня потребность с дронами у меня закрывается. Их всегда недостаточно, потому что разная интенсивность работы, и мы, безусловно, обращаемся к волонтерам, чтобы нам оперативно также закрыли какую-то потребность, когда это нужно. Но они – экономически более сильное государство, более масштабное. Я не скажу, что нам это не мешает. Я считаю, что нам нужно двигаться быстрее. Чтобы победить – нам нужно двигаться быстрее. И все.
О российских пилотах
– Сами российские пилоты – вот по вашему опыту – они насколько искусны? У них ведь так же, наверное, есть какие-то школы, курсы? Это сначала говорили, помните, что россияне там ничего не знают, не умеют, идут себе на брешь. А теперь они, наверное, тоже уже научены. Давайте вот конкретно о пилотах, об их, поговорим.
– Их пилоты достаточно квалифицированы. Я бы никогда не сказал, что они там не научены. Возможно, это какая-то предыстория, или просто кого-то успокоить. Если бы все было гладко и классно, пожалуй, мы бы уже давно выиграли войну. Они – противник обученный. Он обучается, он анализирует. У них сильная группа аналитиков, фактически следящих за нами. Те же российские Telegram-каналы говорят, что мы очень эффективно во взаимодействии – наши пилоты работают. А почему-то у них это не выходит. Фактически они даже перенимают наш какой-то опыт, сформировавшийся у нас в течение этой войны.
– А вы перенимаете опыт россиян? Ну, у нас ведь тоже, наверное, есть какие-то аналитики, которые тоже следят за тем, как они работают?
– Я не скажу, что я прямо перенимаю их опыт, потому что они заточены исключительно на активные штурмовые действия. Единственное, что бы я у них перенял – это все же, как они роют. Как они зарываются в норы, в окопы. На сегодняшний день я, в принципе, не видел ни у одной армии мира. Они не ленятся копать. Как только объективно на стриме прошли – они там 50 метров не дошли до нашей позиции, просто не имели возможности – обстреляли их. Но назад они уже двигаться не могут. Они просто берут, окапываются, роют себе нору, в которой их уничтожить фактически очень и очень тяжело.
– Слушайте, у них и людей больше для того, чтобы рыть. У них же… у них это солдаты роют, или у них там есть, возможно, какие-то целые подразделения – копатели, которые этим занимаются?
– Тот, кто штурмует – тот и роет. То есть это просто… это как должно быть в ДНК. Ты должен быть готов к тому, что ты должен окопаться и быть фактически в безопасном месте.
– А мы этого не делаем так быстро, как они?
– Я не скажу, что мы этого не делаем. Я просто не видел, чтобы в моменте, когда я даже лично попадал под обстрел, я не окапывался. Я искал место, где условно спрятаться или выжидал, пока куда-то перейти. А они просто окапываются – и все.
Дроны на оптоволокне – это проблема
– Дроны на оптоволокне – большое горе сейчас?
– Это проблема. На самом деле, это становится проблемой и для нас, и станет для них. Потому что мы понимаем, что РЭБ их подавить не может. И если они это эффективно применяют – потому что они наступают – это достаточно эффективно при наступательных действиях. Там, где мы надеялись на наш РЭБ – да, он уже в принципе там не нужен, потому что вылетает дрон на оптоволокне. Потому сегодня это стоит вызовом, пожалуй, перед производителями – как это обойти.
– Сейчас какое-то есть движение в эту сторону? Вы видите?
– Я знаю, что работа в этом направлении идет. Но еще какого-либо решения пока нет.
– То есть нет такого решения – "перерезать кабель", как люди говорят. Да что там те дроны на оптоволокне – чего никто не может перерезать кабель? Ну, как человек понимает себе – какое-то волокно, какой-то кабель идет.
– Походила концепция, там… не перерезать, но как… давали инструмент. Но это фактически сделать очень трудно. Потому что ты понимаешь – когда тот, кто удерживает позицию, ему же нужно выдвинуться, понять, где этот дрон летит. Он его может только обнаружить – на слух, увидеть. А где этот кабель? То есть это очень сложная история, по сути. И решения пока эффективного как такового нет.
– Помимо этих вызовов – кроме дронов на оптоволокне – какие еще вызовы вы сейчас видите как командир? Или вы предполагаете, что в ближайшее время та или иная проблема станет для нас вызовом? Ну, вы тоже стратегически как-то мыслите и продумываете, что будет через определенный период времени.
– Сегодня уже россияне запускали минирий, некий тип беспилотников с искусственным интеллектом. То есть шесть штук вылетало, залетало на достаточно серьезную дистанцию – около 20-30 км. И это тоже станет проблемой. Потому что все же эта "килзона" будет увеличиваться. У нас нет возможности просто передвигаться за 30, за 40, а, возможно, даже за 50 км – как враг передвигается, как мы передвигаемся сейчас. И это станет, ну, проблемой номер один. Я всегда говорил, что мы все же можем создать эту буферную зону – 50 км в одну, 50 км в другую – путем таких средств, чтобы никакая пехота просто там не могла дойти, чтобы просто движения не было. Но для этого нужно большое, огромное количество экипажей.
– Эта работа начата где-то, не знаете?
– Сегодня мы просто работаем над тем, чтобы набрать это количество экипажей. Концепт применения уже будет зависеть от того, как будет меняться тактика дальше. То есть это может быть просто переформат некоторых подразделений для того, чтобы создать такую зону.
О наших проблемах
– Какие вы вообще видите проблемы? Не знаю, насколько сейчас целесообразно об этом говорить, но все же – какие проблемы у нас с производством дронов, с применением их? Как вы видите как командир? И что нужно улучшить, по вашему мнению? Если бы перед вами сейчас сидели генералы высокого ранга и сказали: "Михаил, ну говори, какие проблемы? Мы сейчас будем все решать. Что нужно нам сделать в первую очередь? Где мы отстаем?" И какие бы советы вы дали?
– Безусловно, нам нужно усиливать искусственный интеллект или средства донаведения. Потому что все-таки у противника выходит залетать на средствах самолетного типа. И это тревожный звонок для нас. Нам также необходимы такие же средства, чтобы они эффективно применялись в ту сторону. Вот я в этом моменте подчеркиваю очень. Люди. Безусловно – люди. Создать условия для этих людей, чтобы мы могли эффективно обороняться.
– Денежного довольствия сейчас хватает вашим солдатам?
– Да. Мы – как отряд специального назначения – то есть нет с этим проблем.
– Задержек тоже нет?
– Да.
- Читайте также: "Понимаем, что нас намного меньше, чем противника" – о секретах работы рассказала снайпер бригады "Рубеж" НГУ в "Кто с Мирошниченко?"
Об обысках в НГУ
– Это я почему спрашиваю – история прокатилась в эти дни, недели, с обысками в руководстве Нацгвардии. Вы можете поговорить об этом?
– Да, конечно.
– Что это за история? Я не знакома с Александром Пивненко, но слышала о нем только положительные отзывы. Что происходит? И как эти обыски и вообще появление такой информации влияет на деятельность Нацгвардии?
– Она в целом влияет, да. На нравственный дух бойцов. Потому что сам командующий – он боевой командующий. И вопрос в том, что он на 100% занимается войной. И позиция такова, что он не просто сидит в кабинете и условно собирает какие-то сведения. А он фактически – я каждую неделю вижу – как он ездит в то или иное подразделение. И ему нужна информация непосредственно по линии столкновения. То есть я 100% могу сказать, что это не кабинетный генерал, не кабинетный командующий, ориентирующийся исключительно на сводки. И, конечно, никто не может поверить, когда безосновательно обвиняют человека, который в принципе погружен всю жизнь с головой в войну.
– Это влияет на работу подразделения в том плане… Кто-то же приходит, ваши подчиненные говорят: "Слушайте, Михаил, что делать? Мы не знаем. Вот начинается такой скандал в фейсбуках, в соцсетях. Повсюду пишут. Что будет дальше?" Есть влияние на нравственно-психологическое состояние. Ну, идет война. Давайте либо воевать, либо сажать кого-то за решетку. Это я так думаю.
– Безусловно, виновные будут нести наказание. Это определенно. Но мы точно все беспокоились. Потому что каждый останавливающийся процесс, даже один день – просто… даже пикап, который должны мне передать, который должен ехать на фронт – а ты думаешь: сейчас непонятно, будем ли мы ожидать, приедет ли он. А он нужен мне сегодня. Бойцам же все равно – им дроны нужны сегодня, им оборудование нужно сегодня. И, конечно, все люди сразу понимают, что это что-то высосанное из пальца. И большое количество военных поддержало командующего.
О финале войны
– Вы финал войны видите?
– Финал войны – это довольно сложный вопрос. Но могу сказать откровенно: рано или поздно наш противник выдохнется. Ну, не может он непрерывно так наступать, невзирая на тот ресурс, который у него есть. Рано или поздно, на какой стадии – мне трудно сказать, этот вопрос стратегический – но точно где-то мы остановимся. И не сможет он так постоянно активно наступать.
– А вы в Трампа верите? В силу Соединенных Штатов? Помните, когда Трампа назначали, он сказал: "Я все заканчиваю – войну", в переговоры, в дипломатию... Сработает ли она здесь, как вы считаете?
– Мне хочется верить, конечно, в окончание войны. Это определенно. Но в первую очередь я ориентируюсь на себя, на свое подразделение, на расширение. В любом случае, даже если будет перемирие – у нас должны быть эти экипажи. Потому что если это все-таки вернется через четыре года, через десять лет – у нас должны быть группы, готовые противостоять той стороне. Политика меняется. Сегодня мы договорились, а через четыре года – к сожалению, что-то может измениться. Поэтому мы должны быть, к сожалению, в постоянной боевой готовности.
– Насколько нужно сейчас путину это перемирие? Как он может им пользоваться? Ну вот представим – все, перемирие. Как путин использует это время?
– Я думаю – для перевооружения. Для укрепления своей обороноспособности. И, в принципе, наращивания сил для дальнейших действий, для захвата новых территорий. Потому что если раньше говорили только о Донецкой, Луганской области, если мне память не изменяет, то сегодня уже говорится о Запорожской, Сумской… Вспомним Харьковскую. Харьковскую, конечно. Херсон – полностью.
– Напоследок. Будь такой дрон – дрон-рупор – у вас сейчас, что бы вы сказали путину в дрон-рупор?
– К сожалению, там есть понимание только силы. Прямо там дипломатия с этим человеком невозможна. Там – исключительно через силу. У нас уже были моменты, когда мы ломали, казалось, ход войны. И тогда они в переговорах пели совсем по-другому. Я могу сказать с уверенностью: если мы будем сильны, если у нас будет оружие в достаточном количестве – тогда мы сможем вести уверенно переговоры. Так, как мы этого хотим.
– Фразы у вас никакой нет? Я думала, что мы выдадим какую-нибудь фразу из серии про "русский корабль". Помните?
– Нет, нет. Для меня все равно российская федерация остается противником. И – достаточно сильным. На сегодняшний день, как бы это ни звучало, но они же, как и мы, – одна из сильнейших армий мира. И они тоже постоянно в войне. В войне сильнейшие – участвующие в ней.
– В чем наша сила сейчас?
– Я считаю, что мы сегодня на таком переломном этапе, где наша армия действительно научилась действительно эффективно воевать. Как бы то ни было, какой бы негатив ни был – что мы там что-то теряем и так далее – но мы объективно воюем с более сильной стороной. И сегодня мы наносим точно больше урона им, чем они нам. Поэтому, если бы война вообще не случилась, мы, наверное, не стали бы такой сильной армией, как были до 22 года.
– Вы позитивно настроены или реалистично?
– Я настроен реалистично. Но я уверен, что мы можем их все равно переиграть.
– Дай Бог. Я вам очень благодарна. Благодарю вас за работу.
– Спасибо.
– Люди, напишите, что бы вы сказали в дрон-рупор путину, если наш Михаил не захотел об этом говорить. А мы обязательно почитаем. Я вам желаю успехов, вдохновения и надеюсь, что благодаря нашему интервью в ваше подразделение придут толковые, умные люди и помогут вам воевать. Спасибо большое.
– Спасибо.
Друзья, подписывайтесь на "5 канал" в Telegram. Минута – и вы в курсе событий. Также следите за нами в сети WhatsApp. Для англоязычной аудитории есть WhatsApp на английском.