Кто такой Дмитрий Попов
Дмитрий Попов – военнослужащий 46-й отдельной аэромобильной бригады с позывным "Пастор". Он трижды был награжден орденом "За мужество". В гражданской жизни работал менеджером по продажам и занимал должность молодежного лидера в Протестантской церкви. Он неоднократно заходил на позиции противника и брал оккупантов в плен, среди которых был и сомалиец.
Как разведчик захватил в плен сомалийца
– У меня была задача зачистить несколько домов, где сидели и наши штурмовики, и одновременно с ними сидел и противник, в одном доме. Нас отправили вдвоем с моим побратимом-разведчиком, мы зашли в один дом, почистили его, нашли наших раненых ребят, достали их из подвала, пошли в другой дом, зачистили его. Подходя к дверям, я говорю побратиму: "Открывай дверь, сейчас заброшу гранату", а мне оттуда: "Нет-нет-нет, не бросай, не бросай, мы свои-свои". Я говорю: "Ну выходите, свои". Ну и забрали их в плен – двоих. Один из них застрелился, правда, не захотел сдаваться. Ми их забрали в плен, счастливо ушли, повели в укрытие. Через час или полтора, не помню точно, на меня вышли по рации и говорят: "В тот дом, который ты зачистил первым, снова зашли два противника". Мы пошли туда. По перехватам сказали их позывные – одного зовут "Соловей", а второго – "Сема". Ми подошли, я уже по-русски их просто позвал, они откликнулись, и мы их тоже беспрепятственно забрали в плен. Один из них был сомалиец, известный чернокожий парень.
После того, как я их вывел, через день меня попросили еще раз туда зайти и подчистить территорию. Я поговорил с командиром: "Наверное, это не очень удачная идея. Давайте лучше просто подорвать их". Зашли туда ночью. Это была такая ситуация: был снег, -18, шумно, и приходилось импровизировать, как туда вообще подобраться. Я нашел одеяло там, в укрытии, где мы были, намотал одеяло на ноги, обмотал их простынями белыми и как будто на ходулях пошел, чтобы было просто тихо идти.
– По снегу?
– По снегу. Снег очень скрипел, его было много, и минусовая температура – соответственно, очень шумно. Мы подошли, счастливо заложили пару танковых мин и взорвали. Утром было несколько перестрелок с врагом, потому что он сидел недалеко от нас. По перехватам сказали, что начинается вражеский штурм. Мы вдвоем выбежали перехватить его. Они вошли в дом – восемь человек. Ну и мы вдвоем зашли их штурмовать. Мы их победили. Часть сбежала, часть мы уложили. Во время этого штурма, в перестрелке, я поймал три пули, осколок в руку. Потом, на эвакуации, меня еще добило немного – прилетел АГС, и все, кто меня эвакуировал, стали "300".
Дмитрий Попов о вере
– Как вы себе объясняете, почему вас...
– Мою удачу?
– Ну да.
– Я просто верующий. Я верующий человек. Я верю в Бога, я молюсь перед выходом, молюсь во время выхода. Прошу его, чтобы он мне помогал и направлял – вот и все. Я уверен, что это Бог мне дает это спокойствие, хладнокровие. Без паники, спокойно делаю свою работу и все просто иду, молюсь, спокойно могу передавать в этот момент по рации то, что нужно, но в голове у меня происходит обращение к Богу и делаю свое дело.
О русском языке
– Вы говорите по-русски. Мы с вами перед интервью побеседовали об этом. Вы учите язык? Сложно ли вам говорить? Я понимаю, что люди будут смотреть, вы в форме, у вас награды, но все же вы говорите на языке врага.
– Во-первых, я пытаюсь отвечать людям на украинском, я учу украинский, но воевал я на русском языке, общался с русскими на русском языке и всю жизнь говорил на русском. Поэтому пока мне просто легче отвечать на русском языке. Но украинский я учу, и, думаю, однажды я перейду полностью на украинский язык.
Личный путь военного
– Давайте немного тогда расскажем о вашей истории личной. Вы менеджер по продажам?
– Был до войны.
– Киевлянин?
– Да, был молодежным лидером в Протестантской церкви.
– Почему вы начали участвовать в полномасштабном вторжении? Немножко оно, знаете...
– Потому что я проснулся 24 числа, у меня была работа с околовольным графиком. Это был день, когда я захотел вовремя прийти на работу, прямо рано. Просыпаюсь и читаю сообщение, что работы нету, потому что началась война. Слышу взрывы на улице. Это повергло меня не то что б в шок, а в агрессию: "Ну как так? В Киев, на мирный город!" Понимаете, что такое Украина? Ну тут никогда никто ни с кем не воевал. И в принципе мы очень миролюбивые люди, как не крути, по сравнению с нашими соседями.
– Вы так и хотели быть разведчиком?
– Нет.
– Разведчик, для меня, это очень серьезно, это такой универсальный боец, солдат, который может все.
– Случайно получилось. Мы пошли в учебку, я сам пошёл. Там познакомился уже с ребятами, и у нас сформировалась такая компания. После учебки мы попали в 46-ю бригаду. Нас расформировали по разным подразделениям. Приходит указание, что нужно собрать команду разведчиков – группу, разведгруппу из пятнадцати человек. Я смотрю на окружающих. Нужно было собрать из тех, кто был снайпером. А снайперами мы были, потому что нам просто дали СВД – вот и всё. Я смотрю – вот у меня СВД. Смотрю на тех ребят, которым тоже дали СВД, и понимаю, что меня по-любому выберут, потому что я просто молодой по сравнению с ними. Говорю: "Давайте мы пойдём, только я соберу своих ребят, и мы всей группой пойдём вместе в разведку". Не важно кто они, какая у них посада, снайпера или не снайпера. Договорились? Договорились. Я пришёл к ним в подразделение, там в другую роту. Кто-то уже к медикам попал. Говорю: "Так, ты уже разведчик, ты уже разведчик, ты уже разведчик, всё, пошли". Мы собрались и попали в разведку.
- Читайте также: "Понимаем, что нас намного меньше, чем противника" – о Секретах работы рассказала снайпер бригады "Рубеж" НГУ в "Кто с Мирошниченко?"
О серьезном выходе разведчика
– Такой был серьезный выход, когда случайно получилось, мы вдвоём с побратимом-разведчиком должны были завести штурмовиков на позиции – только что занятые. 40 человек должны были туда завести. Мы зашли. Это была очень пристрелянная посадка, дальне не прошли. Это было на Запорожском контрнаступе. На том выходе среди наших были 26 "300" и 4 "На щите". В итоге мы остались вдвоём держать эту посадку, вдвоем с разведчиком, хотя должны были завести штурмовиков, а остались вдвоём с разведчиком. Взяли по два автомата у двухсотых, РПГ и всё – держали ту позицию, не давали продвинуться. Делали вид, что нас много просто. Так крыли очень жестко, страшнее мне не было никогда. Никакие перестрелки, никакие пересечения, контакты – не было так страшно, как тогда. Там чисто на молитве вывезли, мы были уверены, что мы там умрём. Я полностью смирился уже с этим, думаю: всё, тут по-любому погибну. И те, кто смотрели на нас в прямом эфире, тоже думали: "Ну как? Как они там до сих пор живут?" Но мы выжили.
– Благодаря чему?
– Слава Богу!
Как Попов заходил на позиции российских войск
– Скажите, вы говорили о том, что очень часто вы заходите на позиции. Я так понимаю, к россиянам, так просто вплотную к ним, и вы начинаете с ними контактировать. Когда вы впервые смогли так к россиянам зайти, какие были ощущения? И о чем вы с ними говорили? Как вы сделали так, что они не поняли, что вы украинец?
– Ну, не то чтобы очень часто я так делал, но это происходило каждый раз случайно. Вот, мы просто проходили мимо свежеподбитой БМП русской, и они с нами заговорили. Они подумали, что мы эвакуация их, и говорят, что вот там сзади наши лежат, пять человек в яме, им нужно помочь. Говорю: "А, братуха, да!". Сейчас я начал звать человека, которого ищу, а мне в ответ говорят: "Это Митяй, не он, он в БМП сидит". Я говорю: "Так, выходи". Ну и забрал его в плен. Это тоже на Запорожье было. Ещё были случаи, когда мы с ВДВшниками должны были зачистить группу ВДВшников, 74-ю дивизию ВДВ, которая не давала продвинуться нашим штурмовикам. Это была разведка, подготовленные очень ребята. И тоже, чисто на фарте, они опять-таки подумали, что я эвакуация, просто из-за моего русского.
– Вы просто добавляете акцент немного?
– Ну, я вот говорю, как говорю. Они слышат, думают, что свои. А вот говорят: "Братуха, спрячься, тут кроют". Говорю: "Сейчас я спрячусь, подожди, подожди". Ну, понятно, что когда я разговариваю, я перестаю говорить "шо" и там говорю несколько слов таких, которые непосредственно в основном говорят русские – и всё.
– А так бывает, что вы целенаправленно идете туда, где знаете, где россияне находятся и к ним приходите? Чтоб не случайная была эта встреча, а целенаправленная?
– Нет, такого не было.
– А вообще такое делают на войне?
– Ну иногда да, бывает такое. Но, опять-таки, это всегда случай, дело случая. И что прямо кто-то специально шел и выдавал себя за россиянина – ну, я такого не встречал. Но это часто может быть просто дело случая, что вот в этой ситуации это лучший вариант для штурма этой позиции, или просто захват этой точки. Думают, что нужно включать какую-то военную хитрость, говорить на русском языке, пытаться подойти поближе таким образом, чтобы нас не отстреляли, ну и подходить поближе.
Как "Пастор" брал в плен россиян
– Как часто вы берете в плен россиян? И что они вам рассказывают?
– Ну, я лично уже давно не воюю напрямую, я – инструктор сейчас по боевой подготовке, но раньше брал периодически. Лично взял шестерых. Говорят одно и то же все, про то, что там в Одессе мы кого-то убили, там восемь лет бомбили Донбасс – ну и так далее. И причём, что говорят, там называют себя русскими националистами периодически, хотя сами приехали из-за границы, работали за границей, ребята, и приехали на войну. Ну, то есть такое у них может быть.
– Говорят, что они вернулись и пошли воевать?
– Да.
– За деньги? Почему они там за границей не заработали?
– Ну, рассказывают разные вещи. Типа, чтобы 18-летние пацаны не умирали там, еще что-то. Все говорят какие-то благородные такие цели. Я, в принципе, так к ним отношусь, как к дуракам, просто жертвам системы, знаете? Ну, я больше ненавижу пропагандистов, а непосредственно военных – нет. Они играют ту же игру, которую и я. Поэтому я к ним отношусь так же, как хотел бы, чтобы ко мне относились.
- Читайте также: "Завтра враг будет в Днепре": командир роты ударных БПЛА Сергей Лукашов в "Кто с Мирошниченко?"
– За деньги много приходят? Да, они что говорят? Какие у них проблемы там финансовые?
– Ну, о деньгах мне конкретно говорил сомалиец, что вот он пришел ради денег. Он потом еще в других интервью рассказывал разные истории, почему он там. Ну все это, разумеется, связано с деньгами. Но что он случайно попал и т.д. Кто-то там благородную идею какую-то имел. Восемнадцатилетний пацан был у меня в плену, он тоже говорил, что он благороден, хочет защищать родину. Вот, мол, "мы здесь плохие нацисты" – и так далее... Некоторые были мобилизованы, причем ребята из Донбасса, из Горловки. Взяли их, мобилизовали, и они пошли воевать против нас. Для тех, кто ждет "русский мир".
– Много таких, думаете?
– Я двоих брал в плен, а таких, я думаю, много. Зачем отправлять своих, если можно отправлять вот уже оккупированных ребят.
Как россияне относятся к пленным
– Сейчас очень много историй, и помните, был вот буквально недавно период такой, когда мы видели очень много видео, как казнили попавших в плен украинских защитников. Как вы, во-первых, это объясните? Зачем россияне это делают, показательно ли это, действительно ли они себя так ведут? И как вы себя ведете с пленными?
– Я с пленными всегда обращаюсь вот как говорю, как бы хотелось, чтобы со мной обращались. Я их не обзываю, никто их не бьёт, никто их там, ну, не пытает и так далее. Я даже особо не связываю, если честно. Зачем мне связывать, если он возьмёт всю мою снарягу, мои трофеи и будет нести впереди? Он как мул, знаете. Но при этом я с ним обращаюсь по-дружески, нормально. Я же говорю, я к ним отношусь как к дуракам просто. Я говорю: "Я понимаю, что ты просто дурак, ты не понимаешь, куда ты пришёл. Веди себя нормально, с тобой всё будет хорошо, никто тебя не тронет". Они это понимают и спокойно себя ведут. А вот эти насчёт этих видео – то мне кажется, это просто менталитет русский, знаете? Если ты живёшь не в свободном мире, ну, не в свободе – из тебя это выливается. Не знаю, это грязь, это гавно, извините за выражение, оно из тебя будет литься. И это люди, которые по жизни были, может, такое слово сказать, обиженными, я не знаю, и вдруг добрались до какой-то власти хоть над кем-нибудь, над безоружными ребятами с оружием в руках – и так цинично расстреливают. Ещё я видел это видео, где они друг друга перебивают: "Давай, я этого, а этот будет мой". Жажда убийства у людей, понимаете? Ну, это больные люди просто. Да и всё. Это больное общество. Понятно. Я не спорю, что есть по-любому в россии и здоровые люди, особенно те, которые выехали, которые против войны, которые, может быть, там остались. Но в основном серая масса – вот эта вот – она вот такая, к сожалению. Потому что их просто такими делают: "Вот мы русские, мы там всем дадим, все нас будут бояться". В принципе, вот эта система дебильная, вот эта ещё постсоветская, она делает людей вот такими – нездоровыми, абсолютно психически больными, разлагающимися.
– У вас нет знакомых, родственников в россии?
– У меня есть.
– Общаетесь с ними?
– Нет.
– Перестали после начала полномасштабного вторжения?
– И раньше не особо.
Как разведчик анализирует противника
– Поговорим о противнике в целом. Как вы оцениваете его сейчас? Вы встречались с разведчиками с противоположной стороны? Как вы оцениваете противника? Они уже действительно научены, они научились воевать, они умеют воевать? Что бы вы о них сказали?
– Ну, они умеют воевать, умеют круто воевать, и у них армия не демократическая, а такая жесткая. То есть у них нет варианта уходить, у них действительно есть моменты расстрелов у себя за неисполнение приказа, и это практикуется. Соответственно, идущие у них на штурмы люди понимают, что лучше умереть где-то на передке, чем умереть у себя в тылу и как предатель или трус. Вот умеют, к сожалению. Ну, это воюющая страна. Воюющая страна всегда воюет, сколько существует, столько и воюет. У них уже опыта хватает – его много и многообразного. Куча мяса, которые они просто отправляют, мясо-мясо. На нашем участке, чтобы были суперпрофессионалы – нет, но из-за их количества, из-за того, что у них нет задней, они напирают, постоянно развиваются, все время придумывают что-то новое. Они мыслят более стратегически. Вот лучше бы они у себя дома так развивались в каких-то нормальных вещах, здоровых. Была бы классная у них, возможно, даже и страна, если бы они все свои усилия направили внутрь, а не наружу, не на войну со всеми вокруг. Тогда было бы круто. А сколько они вкладывают в развитие военных технологий – здесь определенно. Конечно, у них есть стратегическое мышление, потому что у них несут жесткое наказание за невыполнение приказа или задания. У них в этом плане все жестко, по-армейски, как в старой советской армии.
Попов о работе разведчика
– Давайте еще немного поговорим о работе разведчика. Вы сейчас учите людей этому? Рассказываете все свои навыки, все, что вы увидели, весь свой опыт? Вы можете назвать три-четыре характеристики, что главное для разведчика? Какими качествами характера он должен обладать, чтобы делать то, что вы делаете?
– Ну, я учу штурмовиков, не разведчиков. Для разведчиков я бы совсем по-другому учил. Но если взять конкретно разведчиков, то все равно – интеллект.
– Это первое и главное?
– Надо быть хитрым при любых обстоятельствах. Не надо думать прямо-прямо: "Да, надо пойти туда, взять, захватить все любыми силами". Нет, нужно подумать, обойти, придумать, как сделать так, чтобы минимальные потери были. Интеллект, хладнокровие. Ну и физическая сила, конечно, должна быть, чтобы физически выдерживать все это.
– Для этого вы занимаетесь спортом регулярно, постоянно? Есть ли у вас какие-то методики, по которым работаете?
– Лично я занимаюсь так.
– Постоянно?
– Каждый день, кроме воскресенья.
– Вы сказали такой вот термин – хладнокровие. Это как? Из чего оно может появиться?
– У меня лично это получалось… Мне кажется, это только Бог делал меня таким. Потому что когда я до того, как уже непосредственно участвовал в жестких конфликтах, мне казалось, что я буду вести себя совсем по-другому. Я думал, что будет какая-то паника, страх, неуверенность и т.д.
Но приходя уже непосредственно на задание и вступая в какой-то контакт, я оказывался спокойным, холодным. Может быть, настолько страшно, что становишься холодным? Может быть. Я такое предполагаю. А может быть, просто так складывается.
- Читайте также: "КРИЧАЛ от боли так, что враг мог меня услышать": боец 3-го батальона "Свобода" в "Кто с Мирошниченко?"
О страхе во время войны
– Страха много на войне?
– Да, конечно. Это, наверное, основная эмоция, которую испытывает любой военный.
– Для вас самый большой страх какой?
– Наверное, остаться инвалидом. Жестко остаться инвалидом – это так.
– Страх смерти?
– Ну, я христианин, а для христианина смерть – это приобретение. Потому умереть не страшно. Остаться инвалидом, одиноким и беспомощным – это стремно.
Вера в Бога во время войны
– Когда кто-то из защитников гибнет, особенно если это известный человек, в соцсетях пишут много постов, которые начинаются со слов: "Бога не существует, если тот погиб". Как бы вы объяснили это?
– Ну, если взять в контексте Библии и вообще веры, то Бог дал нам власть на земле, и люди сами решают, что делать. Происходящее здесь на Земле – это делают люди, а не Бог. Бог против этого полностью. А о том, что люди теряют веру... Они смотрят на контекст Бога только с точки зрения земной жизни, не рассматривают дальше – рай, потустороннюю жизнь. Я верю, что человек, отдавший свою жизнь за других, попадает в рай, потому что так в Библии написано. Соответственно, люди, которые погибают на войне... Я когда-то уже говорил, что ад выдуман для единиц. Мы все знаем, кто туда попадет точно. А для остальных приготовлен рай. Бог – он очень добрый и любящий. Я уверен, что он приготовил лучшее место для каждого, почти для каждого.
– Вы на войне говорите о Боге со своими коллегами? Или говорили раньше?
– Да. У меня позывной "Пастырь", все знают, кто я, почему "Пастырь". Я – верующий, не пью, не курю, это всем бросалось в глаза.
– А есть такие, кто не верят в это, атеисты, говорят – нет, какая-либо война не заставит поверить меня в то, что есть какая-то сила?
– Конечно, у меня друг такой, мой ближайший побратим, он – ярый атеист, но когда едет на какую-то ярую задачу, то пишет мне: "Да, ты знаешь, что делать!", типа – помолись за меня.
– Серьезно? А сам не желает?
– А сам – нет. При этом у него набита даже христианская татуировка на руке, которую я ему нарисовал.
– А вы ему не хотите как-то подсказать в этом плане?
– Я подсказываю, но он не хочет, у него сформировано мнение на этот счет – что бы со мной ни было, но я не поверил.
– А есть коллеги ваши, которые после сложных задач оставались живыми и невредимыми, не ранеными, и они все-таки подходили к вам и говорили – Бог есть.
– Мне запомнилась одна такая история, я не обратил внимание, а мой побратим, который был со мной, обратил. Мы выходили на задание, по нам отработала "беха" и его ранило. И мы спрятались в сарайчике, в укрытии, над нами висит дрон, мы вдвоем, он раненый и выйти мы не можем, потому что над нами висит дрон, наблюдает и как только мы выходим начинает работать "беха" снова. Он говорит - помолись. Говорю, хорошо, помолюсь. Я спрашиваю - вслух или про себя? Он говорит - давай вслух. Я помолился, начался дождь и из-за того что начался дождь дрон улетел и мы спокойно вышли. Его увели на эвакуацию и потом через время, через пару месяцев, он мне вспомнил это, говорит - тогда я поверил капец, только помолился и дождь начался.
– А вы чувствуете, когда за вас молятся?
– Да, я писал своему пастырю, что иду на выход, помолитесь за меня. Они молились, у нас проходил четкий уверенный выход, без потерь и проблем. Это чувствовалось.
– Это я к тому, что очень много людей молятся, особенно постарше, родители наши, да? Они тоже – пойду, помолюсь за то, чтобы скорей закончилась война. Это я к тому, чувствуется ли, когда такая всеобщая молитва, когда все украинцы объединились в этом, и я уверена, что они вечером молятся у себя дома.
– Мне чувствуется, потому что я знаю это по меньшей мере, во всех своих выходах я вижу присутствие Бога без исключения.
Друзья, подписывайтесь на "5 канал" в Telegram. Минута – и вы в курсе событий. Также следите за нами в сети WhatsApp. Для англоязычной аудитории есть WhatsApp на английском.