Боец ВСУ Вадим Бурей о Белогоровке и как потерял обе ноги во время вражеского обстрела

О том, как потерял обе ноги во время вражеского обстрела, рассказал старший водитель БРДМ разведвзвода 16-го батальона 58-й бригады Вадим Бурей в эфире проекта "Кто с Мирошниченко" на "5 канале".

Вспомним этот сентябрь и тот трагический момент, когда вы остались без ног.

Ну, скажем так, он не был сильно трагичен. Ну, возможно. Он просто поучителен, как для меня. Это было 17 сентября. Был вечер, где-то 23 часа. Как раз только помылся в такой холодной воде, что зашквар был. Только я должен был укладываться, заходит наш комбат и говорит: "Василич есть такая проблема, наш бронированный тэчик, который ехал за трехсотыми, попал в воронку и завис. Нужно его или вытащить, или поехать забрать трехсотых". У меня же такое чувство сильное к раненым или к погибшим, что я полез бы даже и к "вагнеровцам" в спальню, чтобы забрать своих. И я говорю, не вопрос. А комбат говорит: "Вот есть БМП-1 и есть мотолыга, выбирай". Там мехвод отказывается ехать, и там отказывается мехвод ехать, потому что там летает. Тогда я говорю, давайте беру своего тараканчика. Он только месяц как отремонтирован, мы его вытащили из-под Лисичанска в Днепр, из Днепра в Харьков. Куча денег, куча ремонтов. Ну, мы одеваемся с Толиком, садимся ехать. Проезжаем поворот на Зайцево, поворот Иван-города.

У вас не было никаких предчувствий, что что-нибудь произойдет?

Предчувствие было еще раньше. Я знал, что пятая ротация для меня в Бахмуте так или иначе будет конечная. Это я уже понимал. Я видел все меньше и меньше знакомых лиц и была уверенность, что вот оно будет что-нибудь не так. Но не в этот день. Мы ехали спокойно, тихонько, ямы, луна. Мы с Толиком смотрим на дорогу. Ямки объезжаем. И… ужасной силы удар. И это причем мы ехали 30-40 км в час. Удар такой, как я на скорости за 100 в блок бетонный. Толик меня за плечо дергает и говорит: "ты как? Мы что куда-то ударились?" Говорю, нет. Дорога чистая, это не то. Руль уперся в потолок машины и меня там к бронику придавило сиденьем. Я не мог пошевелиться и правая нога болела. Он потрогал и слышу крик: "Василич ноги нет, что делать?". Я говорю…х… с той ногой. Он переходит на другую сторону, открывает дверь и кричит: "здесь тоже почти такое же оборванное".

А вы ничего не чувствовали?

Нет, совершенно. Боли никакой не было. Он перетянул мне другую ногу. Оттащил от машины. Я попросил зарядить автомат. Пистолет уложил на броник. Я уже понял тогда, что если нас достали в таком месте, они хорошо обучены и они недалеко. Толик меня оставил и ушел.

Сколько часов вы ждали помощи?

Не знаю. Где-то час-полтора.

Вас нашли потом с гранатой в руке.

Я понимал, если попаду в плен, никто лечить меня не будет. И это было бы просто тело им в удовольствие, чтобы позабавить свое извращенное самолюбие, поиграть с ножечком. И я этого не желал. Единственное, на что у меня не хватило силы, это проверить чеку.

А что это история о "ногах "вагнеровцев"?

Я получил этим врачей Мечникова. Они мне говорят – операция. Что будете делать, спрашиваю. Они там что-то объясняют, здесь укоротим, надо кость, они отломаны. Я говорю: "Бог ты мой, я сколько навоевался. Скажу ребятам, они притянут ноги "вагнеровцев" или того бурята".. А врач спрашивает: "и что, мы будем тебе шить мохнатые ноги, вонючие.. Ничего, поставишь протезы, красивые. И они будут гламурные. Ну если гламурные, то ладно, говорю. Покрашусь в "фиолетовое", как моя дочь говорит.

У вас трое детей?

Сыну 23 года, Олесику, он тоже воюет. Макарушке 15 лет, он смотрит за 5-летней Машенькой. Так что у меня родственное счастье удалось. Продолжители рода есть. Маленькая дочь, которая все поломает, тоже есть. Дом я построил, сад посадил. Вот ей нужно развалить дом, выкорчевать деревья и насолить отцу в старости.

А правда, что пойдете воевать, когда вам поставят протезы?

Да. Это верно. Я звонил и комбату своему и начальнику штаба. Я хотел услышать от них только одно – да, мы согласны. Я понимаю, что мне наша комиссия, скажет, вы не готовы или не нужны. Это наше государство, это его правила. Но каждые правила мы обходим, потому как только поставят мне протезы, я нормально научусь ходить, даже с коленкой, хоть немного и я сразу найду свой батальон. Не может отец сидеть дома, когда его сын воюет. Это плохой пример. А если мой сын смотрит, что его отец не отсиживается дома в кабинете, то я думаю, он возьмет с меня пример.

В начале полномасштабного вторжения россии вы где находились?

24 февраля мы были в Чернигове и когда услышали о вторжении (ред. – рф), то первые мои действия были обеспечить семью продуктами, закупить их. И в 11 часов для меня уже началась моя личная война. При переезде на микрорайон большая самоходная гаубица при повороте потеряла гусеницу и раскатилась. Солдатики стоят моргают глазами. Спрашиваю: "Вы куда?". Они говорят: "на Репки". И я подъезжаю, наматываю трос, подтягиваем гусеницу. Сделали. Потом я жене упаковал машину и говорю: "если что уезжай на Киев". 25 февраля я пришел в военкомат. На картонной бумажке написали, что я здоров. И 25-го я попал уже к "выговцам". 26-го уже побывал под самолетами, под градами, под чем мы только не были.

А что в начале было самое страшное. Спрашиваю, потому что о вас говорили как о человеке, который едет туда, куда никто не едет. Какая история была самая страшная?

Не боятся только дураки. Или нищие. Я вроде не глупый и не нищий, я всю жизнь работал и я не боюсь.

Но ведь вы могли просто возить продукты.

Жена так и думала. Я сказал, что я работаю на кухне и вожу хлеб. Я не помню, кто сказал: "у нас страх исходит только от одного – страх умереть". Если ты принимаешь неотвратимое, что ты можешь умереть, страх идет. И оно реально да. Много раз сталкивался с людьми, которые говорили, что боятся. Чего ты боишься, спрашиваю? Я боюсь, что убьют… Но то когда убьют, то тебе будет уже безразлично, чего ты боишься. И я для себя четко осознал, возможно, я не приеду, возможно даже не привезут, возможно, даже не будет и останочков.., но это война.

Это я так ясно осознал, что весь промежуток, где я воевал, где ездил, у меня была уверенность и интуиция, что ничего не будет. А вот уже в Бахмуте, почувствовал, что будет. Неприятный момент, чтобы меня не забрали, чтобы остался посреди поля – это неприятный момент. Даже если ты не стрелял, даже если не успел ничего сделать для государства и погиб, ты достоин того, чтобы тебя вернули домой родителям. И отец, и мама пришли бы на могилку. Это я так переживал. И переживал за родителей, потому что они (ред. – были) в оккупации под Купянском. И там так странно было, но мы разберемся, кто запрещал деду-бабе со двора выходить, кто донес, что мы служим. Так дед с бабой там просидели.

Ну это, наверное, кто-то из местных...

Таких случаев много. Вы не поверите, но людей, которых ты считал своими товарищами, они как Иуда продались. За пару пакетов риса из россии...

Расскажите о Белогоровке.. там было очень опасно, просто ад.

Каждый изображает свою картину. В действительности было интересно. Насыщенность событий. Здесь командир батальона, здесь командир бригады, здесь высшее руководство... и ты понимаешь, что сыпется команда одна, другая, третья. Ты по заводу летаешь, собираешь всех. И потом когда уже приезжаешь вечером, ищешь спальник и безразличны мне те обстрелы. И тут зовет комбат Владимир Логуш и тихонько спрашивает: "Сможете ли забрать командира РПП Алексея и Сергея Кудинова?" У нас тогда не было планшетов. Смотришь карту и по ней ориентируешься... И он мне показывает точку, а там противник где-то до 500 метров. Это передовая позиция их была. Я неделю спустя проходил там и если бы мы немного ближе подошли или их было больше, то нас бы схватили.

В результате я еду с "Авером" и "Викингом". Приехали, глушим свет. Иду я, они метрах в двадцати. Находим мы Кудинова. Там ранение в ногу, в спину, под хребет, в руку. Забираем. Я понимаю, что до машины не донесем. Спускаюсь за машиной, забираем, печем по ямам назад. Привезли. А Леша Забрамный остался там. И я просил комбата долго, дайте мне его найти. Он сказал: "нет". А потом, когда переправа была наша, то он говорит – идите ищите. Я прошел вдоль реки, через те окопы, где они нас видели, вышел на Холм. Я шел 12 километров, чтобы найти мальчика...

Нашли?

Да. Я спустился ниже так метров десять. Может, оно и стыдно говорить... я выплакался... Оно тяжело было осознавать, что позади тебя лежит ребенок. Это было очень тяжело. Я был бы рад, если бы я нашел его живым.

Военные говорят, что россияне не берегут своих так как мы. Они даже раненых не уносят?

При Логуше это была первая задача. Когда наши уже прошли переправу, поставили наблюдательные мосты, то комбат тогда дал нам задачу – пройти забрать своих, определить технику и оружие, которое можно также забрать. И мы поставили медичку, взяли нашего пилота Жужика, который над нами прикрывал коптером и мы носили своих погибших где-то за полтора километра. Мы всех снесли, увязли.

Потом начали лазить по технике. Там БМП-2 так стояла на берегу красиво. Мы лазим возле нее. Коптер летает над нами и я по рации спрашиваю: "Ну что, Жужик, хороший кадр?" А он говорит: "Какой кадр, мой коптер возле меня, я батарею меняю". Я спрашиваю: "Жужик, а кто над нами?" А он говорит: "Не знаю, Васильевич, ныкайтесь". Вот нам тогда немного минами подсыпали. Такая хохма была.

И меня тогда заинтересовали две МТБ. Они были необычной конфигурации. Без пассажирского десантного отделения. Я когда залез на одну, открыл люк, там огромный барабан с десятком ракет. И я решил их забрать те "мотолыги". Разделся, снял броник, оставил тот пистолет несчастный и одну "мотолыгу" выгнал. Ее забрали. А на второй неудобно было уехать. Толкался в том лесу. Тихо, сам. Посмотри кругом, нет никого, ну поехали... Интересно было то, что ход событий был настолько капитальным. Также меня примкнули к стугнистам. Вот говорят "Адвокат", вот "Лектор". Найди им точку и ты отвечаешь за их безопасность. Находим точку, а она изрыта всем: градами, вертолетами, всем. Спрашиваю, сколько нужно времени, чтобы вам отработать? "4 минуты" – говорят. "Адвокат" ставит Стугну. Я впервые увидел, как она работает. И меня очень поразил второй или третий выстрел. Такие столбы от них отходят буквой "Л" и он ракету проводил как раз между ними. И вот третий выстрел все сделали, сгрузились. Приехали назад, они показывают видео. Ага… вперед… на тебе и переправа наша.

У вас вот на одежде написано "смерть врагам". Я впервые встречаюсь с человеком, у которого война унесла ноги. Какие ощущения у вас к врагу, к российским солдатам?

Что касается ног, я не парюсь. Да, они причастны к этому. Но, как говорится, Боже, спасибо, что забрал только ногами. А не забрал все. Они забрали только треть меня. Ничего страшного. Я отниму у них с десятиной.

Вы поняли, почему россияне так ненавидят украинцев? Почему они готовы убивать нас?

Нравственная составляющая, заложенная в генетическом коде. Воспитание. Уничтожена церковь. Если человеку батюшка скажет 10 раз не укради или не убей, потому что это грех. Он где-то на 11 раз что-то в голове отложит. Это совсем другая раса, совсем другие верования, другие люди. Это убогие, которые не понимают элементарных вещей. Я видел, что они тащили в машинах. Извините, ну это у нас только больные люди такое по помойкам делают. Это реально просто больные на голову. Вот и все. Умный человек не может уйти и насиловать. Я понимаю, что ты пришел как враг, и видишь во мне угрозу, но делать такие подлые вещи. Это просто нищета. И на том уже уровне, что она не выведется. Чем больше мы их здесь в чернозем заложим, тем большие урожаи наши дети будут получать. И тем дольше наши внуки проживут без войны.

А для вас враг это только путин или все россияне?

Считать врагом того убогого деда... Пусть он где-то там остается. История рассудит. Я считаю, что враги у нас уже у каждого родственника в россии. У меня – это у папы брат, который служит в россии, папина сестра, которая живет в россии и заведует "Красным крестом". Это мои братья, их дети, которые в москве. Когда мы воевали у Чернигова, то отцовского брата жена звонит из Макеевки и говорит: "Вот моего дениску забрали воевать под Чернигов, он "освободит" вас".. А я говорю папе: "Хорошо, я здесь его встречу, ребята выкопают ему яму здоровую". И он там положил голову.

То есть, погиб?

Да... Ирония судьбы. Я считаю всех этих своих родственников врагами, потому что ни один человек не имеет права забывать, где зарыт его пуп, где корни. Ты сидишь там сейчас в россии и боишься выйти на улицу, чтобы не получить повестку, чтобы не загребли воевать. Ну, боже мой, здесь весь род твой. И ты боишься. Пусть дрожат. Я не боюсь, когда мы зайдем в москву. Я зайду по адресу, позвоню в звонок и скажу: "Что, братушка, ну привет".

А когда вам поставят протезы? Кстати, или в Украине?

Многие варианты есть. Друзья предлагают за границу уезжать. Другие говорят, что наша медицина добилась хороших успехов в протезировании. Я думаю, что попытаюсь в Украине протезироваться. Это чтобы было быстрее. И не теряться. Перееду во Львов. Но потом, потому что мои маленькие ножки еще не зажили, они бастуют еще.

У вас есть пожелания для украинцев сейчас? Кто-то отчаялся, кто-то в приподнятом настроении. Чтобы вы сказали людям?

Господи, люди добрые, не гневите Бога. У каждого есть прекрасная семья, прекрасный дом, прекрасный сад, прекрасные цветы... и это стоит того, чтобы его защищать. И почему все думают, что эта орда нас почему-то победит? Я не могу понять, кто вложил в голову, что оно победит. Да вы взгляните, любой наш киевский дворик, хоть он и запущен где-то, но он в сотни раз роднее, чем чужой. Вы должны поверить в себя, люди. И сказать: "Я сильный, я могу". И кто такие россияне? Это маленькие упыри. Ну, мы их все равно перебьем.

В настоящее время мужчина уже на лечении во Львове.

После лечения он даже на протезах вернется водителем. Но ездить не на чем. Сейчас идет сбор на новое авто для Васильевича. Осталось собрать 80000 грн.

Не будем безразличны!