На что Украина всегда была готова, чтобы вернуть своих, мы знаем. Это целый государственный комплекс договоренностей.

Но что мы знаем об обычных офицерах, которым ради высокой цели приходилось ездить в Донецк, общаться с Захарченко, и даже работать в совместных патрулях.

Стоит ли говорить с врагом?

Перемирие и Минские договоренности в сентябре 2014 г. внесли свои коррективы в линию фронта. Была определена линия разграничения и создан Совместный центр по контролю и координации вопросов прекращения огня и стабилизации линии разграничения. Военный аналитик Александр Сурков рассказал о первых результатах этих договоренностей:

"Линия разграничения, определенная Минскими договоренностями, на самом деле не совпадала с реальным расположением наших войск и войск противника по состоянию на 19 сентября 2014 г., когда эти решения вступили в законную силу".

"От Станицы Луганской до Золотого, фактически не учитывая Бахмутского плацдарма, линия проходила по руслу Северского Донца. Далее линия точно прошла по Дебальцевскому выступу, который на тот момент был угрозой для противника. Следующий участок – от Дебальцево до Дзержинска (ныне Торецк – ред.) и до Донецка. Там линия тоже почти совпадала, не учитывая точки вблизи Дзержинска, которая проходила в глубине позиций. Вокруг Донецка, в районе аэропорта, от Авдеевки и до Докучаевска, Донецк был в кольце – и это противнику создавало проблемы. Прошла линия и по ДАП, фактически оставив в глубине территории противника наши позиции в терминалах. Южный участок от Докучаевска до Волновахи – линия прошла почти так, как проходила 5 сентября, когда оттуда вывели войска, и масштабных боевых действий там не происходило".

Лицо гостя студии "Тайны войны" ("Таємниці війни") часто появлялось на вражеских информационных ресурсах. Ему лично угрожал Захарченко, тогдашний глава т. н. "ДНР". Один из первых, с кем российские военные и их сторонники на Донбассе начали диалог, – Михаил Щербина.

– История встречи с Захарченко. Где и при каких обстоятельствах она состоялась?

– У нас была практика выезда в Донецк и Луганск для совместной работы с ОБСЕ и с российской стороной Совместного центра по выполнению Минских договоренностей. В частности, первая договоренность – это прекращение огня.

12 января 2015 г. мы выехали в Донецк, в эти дни продолжались тяжелые бои за Донецкий аэропорт. Нашей главной целью было прекратить наступление противника, чтобы дать защитникам аэропорта какую-то передышку, вывезти раненых.

У меня была договоренность с нашим офицером Сергеем Гуриным, который находился в терминале, что когда мы подъедем к терминалу – я ему позвоню. Связь, как ни странно, тогда была мобильная.

Но Захарченко очень долго не соглашался на эту поездку. Я понимаю, почему. Они ждали, когда терминал станет их. Но наши бойцы продолжали оборону, время шло, и где-то ближе к вечеру 14 января во время личной встречи Захарченко с Хугом (Александр Хуг на то время был первым заместителем главы миссии ОБСЕ в Украине – ред.) последний его убедил, чтобы Захарченко согласился на наш приезд к терминалу.

Проехать до самого терминала нам не удалось. Мы остановились на последней улице, ул. Стратонавтов. Там Захарченко собрал большой пул журналистов. Он с пропагандистской целью говорил, что к нам могут приехать даже украинские журналисты, "приглашаю всех". Но очевидно, что украинские журналисты там не могли быть в принципе.

Он начал раздавать интервью, что терминал их. И вся эта артиллерийская дуэль ведется только, чтобы не пустить журналистов к терминалу. Я стоял позади журналистов и слушал. Потом не выдержал и сказал, что это ложь: "Вы же слышите, что там, кроме артиллерийской войны, продолжается и стрелковый бой". Это было слышно. Ко мне повернулся один журналист с оператором, потом – все. Они начали слушать и записывать меня. Захарченко обиделся. Пять минут походил, потом подскочил ко мне и произошла эта перепалка.

– Вы, как офицер украинской армии, как вы восприняли Захарченко?

– Я его дважды встречал близко. По моему мнению, это обычный донецкий гопник. Я родом из Донецка, знаю, что это такое. Это люди, которые выросли на улице. "Стенка на стенку". "Улица на улицу". А потом он попал в "Оплот", такую бандитскую организацию. Там занимался задачами, которые ему ставили олигархи. А когда сменилась власть в оккупированных т. н. "республиках", когда сменили московских ставленников на местных, нашли его на эту должность.

– После этой перепалки вам предложили поехать в Донецк, забрать пленных и тела погибших. Это предложение высказал Захарченко. Вы – украинский офицер, который четко понимал и знал, кто такой враг – вам не страшно было туда ехать?

– В такие минуты об этом не думаешь. Была конкретная задача. Я имел возможность вывезти наших пленных, хотя бы нескольких. Вывезти тела погибших. Их ожидали их родные. Тела героев, киборгов. Не было никаких вопросов.

– То есть Захарченко настолько проникся вашей смелостью в том, что вы вышли и заявили свою позицию, что согласился встретиться с вами и отдать тела погибших и пленных?

– Я так понимаю, ему подсказали. Потому что видео Грена Филипса (британский журналист для Russia Today и "Звезды" – ред.), пророссийского пропагандиста, сыграло не в его пользу. И чтобы как-то нивелировать ситуацию и показать, что он вроде бы искренний офицер и уважает противника, он устроил эту поездку. Показательную.

Во время второй поездки в Донецке я находился два дня. Общался с помощником Захарченко – Стрелковым, и был еще один россиянин, который не называл ни фамилию, ни имя, только позывной "Патриот". Я так понимаю, что серьезный офицер. Взвешенный. Работает либо в ГРУ, либо в ФСБ. Потому что в отличие от другого окружения Захарченко, которые ходили увешанные оружием, на нем была чисто "горка" и никаких знаков различия. Он вел себя достойно. Это он отвел от меня Захарченко, когда между нами началась перепалка.

– Если бы во время вашего визита пошло что-то не так. Был ли план "Б"?

– У меня была мысль взять с собой гранату. Но я подумал, что все равно будут обыскивать, и я не стал этим заниматься.

– Если бы вам представилась возможность снова поехать в Донецк и забрать пленных, вы бы это сделали?

– Безусловно. После нашего разговора с Захарченко он дал мне номер своего телефона. Я несколько раз звонил ему. Когда нам давали информацию, что кто-то издевается над нашим пленным. Я звонил и требовал прекратить. По крайней мере, тот обещал.

– Когда вы узнали, что Захарченко умер, что почувствовали?

– Я встречался и с Захарченко, и с Моторолой, и с Гиви. Когда они потихоньку уходят – это приятно. С Моторолой встречался во время боев за ДАП, а с Гиви разговаривал по телефону.

С Моторолой я разговаривал, когда нужно было вывезти нашего тяжелораненого, – это были последние дни боев за ДАП, мы не могли его вывезти несколько дней, ситуация была сложной. Я вышел на Моторолу. Сначала мы с ним поссорились, но потом он дал разрешение, и мы вывезли раненого.

– Как вы считаете, почему они поддерживали вас?

– Считаю, что это была пиар-акция. Этакое высказывание якобы "искренности" к тому, кого победил.

– По вашему мнению, стоит ли говорить с врагом в таких ситуациях?

– Я имел где-то 45 мин. разговоров с Захарченко один на один. Говорили на разные темы. Я его спрашивал, понимает ли он, что будет дальше, какая судьба его постигнет, как любой марионетки, возможно, попытаемся найти общий язык? И он не отказал резко. Типа он герой и ему это не нужно. В конце разговора он сказал, что я – первый украинец, который с ним откровенно поговорил, спросил, чего он хочет, какие у него цели.

Сейчас с ними говорить нет смысла, ведь всю власть там взяли русские.

Наш гость несколько раз был привлечен к работе в СЦКК. Что это такое, для чего он был создан?

Совместный центр по контролю и координации вопросов прекращения огня и стабилизации линии разграничения сторон (СЦКК) начал работу 26 сентября 2014 г. в г. Соледар Донецкой области. В его состав входили представители ВСУ, России и ОБСЕ.

Главная цель центра – наблюдение за соблюдением Минского протокола. Основными заданиями являются координация вопросов отвода вооружения, взаимодействие с СММ ОБСЕ, координация прекращения огня для выполнения ремонтно-восстановительных работ на объектах гражданской инфраструктуры вблизи линии разграничения, контроль за соблюдением тишины.

В октябре 2014 г. штаб-квартира СЦКК была перемещена в Дебальцево, 21 января 2015 г. из-за ухудшения ситуации в городе русская часть штаба вернулась в Соледар, украинская – осталась. 1 февраля 2015 г. в штаб СЦКК в Дебальцево попало несколько ракет, после чего украинский штаб тоже вернулся в Соледар.

С апреля 2015 г. украинская и российская стороны начали вести отдельные журналы случаев нарушения режимов прекращения огня.

19 декабря 2017 г. российские офицеры из состава СЦКК в одностороннем порядке покинули общий центр и вернулись в Россию. Украинская сторона заявила, что отзыв российских офицеров из СЦКК свидетельствует о желании россиян разрушить контроль за прекращением огня.

С тех пор как россияне покинули Совместный центр, российские наемники из т. н. "республик" всячески пытаются легализоваться в этом центре. Этому способствует Россия. Но их попытки заканчиваются ничем. Ни Украина, ни ОБСЕ, ни международные партнеры не признают марионеток Кремля с повязками СЦКК.

С декабря 2017 г. украинская сторона СЦКК продолжает деятельность, однако далеко не всегда российские наемники придерживаются договоренностей, заключенных с СЦКК и ОБСЕ.

13 июля 2020 г. после гибели лейтенанта Дмитрия Красногрудя в районе Зайцево представители СЦКК и ОБСЕ договорились с российско-оккупационными войсками об эвакуации тела. Группа из 8 человек – разведчики, саперы, представители СЦКК – отправились на эвакуацию. Однако враг, нарушив договоренности, открыл по группе огонь. Погиб медик Николай Ильин, а раненый разведчик Ярослав Журавель, не дождавшись помощи, истек кровью.

– Когда вы узнали, что едете в СЦКК и там придется работать вместе с русскими, как вы это восприняли?

– Воспринял как боевое задание. Я относился к русским, как к врагам. Никому не подавал руки, разговаривал только на служебные темы. Но я видел, что некоторые из них очень озабочены тем, что делают, понимают, что происходит. С ними у нас наладились нормальные отношения, некоторые из них откровенно выражали поддержку Украине. Другие русские офицеры старались не допускать их к нам, ограничить общение.

– То есть они обнаруживали внутри своих, которые понимали реальную ситуацию и поддерживают украинцев...

– Там был офицер, который прошел две Чечни. Он откровенно выражал нам свою поддержку.

– Очень много критики было в 2014-2015 гг. со стороны общественности, активистов относительно деятельности ОБСЕ, в т. ч. мемы "они ничего не видят". Вы работали с этими людьми. Какую бы вы роль отвели ОБСЕ, насколько правдивы были такие информационные всплески?

– Российская сторона Совместного центра очень неоднородна. Там есть люди, приехавшие просто зарабатывать деньги. У меня была информация, в т. ч. от других членов СЦКК, о тех, кто были завербованы российской стороной или были откровенными представителями спецслужб. Я это доводил до нашего руководства.

Но были люди, которые действительно выполняли задания и помогали нам. В первую очередь, Александр Хуг – первый заместитель главы миссии. Он полностью поддерживал нас. При этом в речах и выступлениях придерживался европейской толерантности, протокола работы. Благодаря ему удалось сделать многое: мы доказали, что обстрелы в Волновахе, Краматорске, Мариуполе были именно российскими. Это благодаря тому, что мы выезжали, проводили исследования, брали с собой специалистов-артиллеристов.

Миссия ОБСЕ там тоже находилась. Профессиональные офицеры, мы общались на одном языке. Они видели, что обстрел был с российской стороны. Александр Хуг добивался, чтобы наша совместная группа – российская, украинская и ОБСЕ – выехала в Дебальцево после переговоров в Минске – был план приехать туда и определиться, чей город. Но русские генералы отказались туда ехать.

– Почему?

– Потому что он был наш! Утром 14 февраля наш экипаж проехал, вернулся, задокументировал поездку. Показал, что Дебальцево наше. Считаю, это тоже была поддержка нашей переговорной позиции в Минске.

Мы собрали основные "горячие" точки по линии разграничения с сентября 2014 г. по состоянию на 2014-2015 год. Александр Сурков покажет их.

Первая – Бахмутский плацдарм. Который угрожал противнику окружением Стаханово-Алчевской агломерации. Его всеми силами пытались уничтожить, но это не удалось.

Вторая позиция – Дебальцевский выступ. Артиллерия была выведена в район Дебальцево, удерживала под огневым контролем всю оккупированную территорию. А еще перерезала важный транспортный узел, который связывает Луганск и Донецк, и это не позволило в свое время объединить в единое политическое формирование т. н. "ДНР" и "ЛНР".

Следующей ключевой точкой был Донецкий аэропорт.

Далее – населенные пункты Марьинка и Красногоровка, хорошо известные как места постоянных боевых действий. Эти рубежи с точки зрения противника угрожали окружению Донецка и стимулировали желание взять их под контроль.

Наиболее интересный – южный участок. Дело в том, что фактическая линия наших позиций от Докучаевска до Гранитного не совпадает с линией Минских соглашений, поэтому около 300 кв. км должны были оставаться под государственным контролем. Но противник это проигнорировал и не собирается их освобождать.

Относительно участка от Гранитного до Широкино – часть линии разделяет русло реки Кальмиус, что является естественным барьером.

В районе Мариуполя – тогда еще нейтральное Широкино и укрепайон противника в поселке Саханка.

- Когда вы работали с русскими в СЦКК, каким было отношение к украинским офицерам?

– Большинство российских офицеров, которые работали в штабах, что на нашей стороне в Дебальцево, что в Луганске-Донецке – были откровенно нашими врагами, которые мне говорили в лицо: "Что ты рассказываешь, я все знаю и выполняю свою задачу!"

В Донецке, например, у меня была информация, что российские офицеры СЦКК выезжают утром в штаб т. н. "Первого армейского корпуса "ДНР", а вечером возвращаются. То есть они напрямую руководили войсками. Какое может у них быть отношение к Украине, к украинским офицерам? Офицеры, находившиеся в группах, которые должны были размещаться по всей линии соприкосновения, были из отдаленных регионов России. Я видел там людей из Омска, Дальнего Востока, которые не имели никаких связей с Украиной и сначала вообще не понимали, что происходит. То есть болванчики, приехавшие получать двойную зарплату.

– Почему россияне завершили работу в СЦКК?

– Уверен, они поняли, что цели, которых они пытались достичь с помощью этого центра, для них недостижимы. Главной целью было показать, что русские – это посредники.

– Можно ли говорить, что на уровне отношения между собой у русских было определенное превосходство над коллаборантами?

– Безусловно. Например, были у нас переговоры, в которых участвовал "начальник штаба первого АК" . Было видно, что это офицер. Может, генерал, может, полковник. Спокойный, умный. Потом подъехал Моторола. Я видел, как они сами над ним потешаются. Он приехал на квадроцикле, увешанный амуницией, какой-то "петушок"... Все было понятно.

– В 2014-2015 гг, когда вы контролировали прекращение огня и соблюдение режима тишины, встречали ли вы какое-то сопротивление, в частности, со стороны украинской армии? Были упреки "почему мы не наступаем"?

– Такие вопросы мне задавали постоянно, особенно когда шли бои вокруг ДАП. Я объехал почти все передовые блокпосты. Общался с солдатами, сержантами. Они постоянно спрашивали, почему стоим, не наступаем...

– У вас были ответы на эти вопросы?

– Как у должностного лица. Есть команда, мы ее выполняем. Будет команда наступать – будем наступать. Сейчас команда прекратить огонь – будем прекращать.

Скажу больше. Я когда объезжал передовую, общался не только с представителями ВСУ, но и Нацгвардии, "Правого сектора", батальона Кульчицкого. Мы настроили хорошие отношения. Когда нам действительно необходимо было прекратить огонь, я звонил тому же комбату Черному – и они выполняли. Понимание было.

– Учитывая ваш большой опыт службы на фронте и совместной работы с нашим врагом, когда нам удастся завершить эту войну?

– Я уверен – удастся. Как только Россия потеряет свои позиции. Я уверен, что это последние конвульсии империи. Беларусь, Армения, Азербайджан, Кыргызстан – везде вокруг России возникают новые вспышки. Как только Россия – империя начнет схлопываться, мы вернем свои территории.

– Но ведь нет гарантии, что не появится Путин-два...

– Какая разница, если не будет той мощи за счет продажи нефти, газа? Санкции – они действуют...

– И наша армия за эти годы уже изменилась.

– Безусловно!

Пока для всех нас вопросов гораздо больше, чем ответов. Российско-украинская война продолжается.

Досье: Михаил Юрьевич Щербина, 55 лет. Родом из Донецка. Образование высшее военное. Служил на командных должностях – от командира роты до командира отдельного полка. Участвуя в российско-украинской войне, был начальником отдела внедрения службы в резерве Главного управления персонала ГШ ВСУ. Участвовал в боевых действиях, в частности, в боях за ДАП и Дебальцево.

Среди наград – кавалер ордена Даниила Галицкого.

Осенью 2019 года уволился с военной службы, но продолжает заниматься резервистами через основанный им Совет резервистов Украины. Полковник резерва. Человек, который создал современный украинский оперативный резерв первой очереди.

Читайте также: В СССР людей превращали в "пушечное мясо" ради удержания высот – эксперт объяснил причины