20 месяцев в плену, постоянные издевательства, стихи Пушкина и биография Жукова... Владимир Цема-Бурсов, военнослужащий 56-й отдельной мотопехотной бригады Вооруженных сил, профессиональный музыкант, уроженец Мариуполя рассказал о российском плену в программе "Кто с Мирошниченко?". Пока Владимир реабилитируется, набирает вес и привыкает к относительно мирной жизни, с больничной койки пообщался с Анной Мирошниченко.

ПОСЛЕДСТВИЯ ПЛЕНА

— Сколько вы сейчас весите?

— Я добавил 20 килограмм, где-то около 80-ти.

— А сколько потеряли в плену?

— Потерял в плену 40, то есть я туда попал весом 96 килограмм, а выпустили – меня 55 было.

— Как вы себя чувствуете сейчас?

— Сейчас относительно нормально, однако есть у меня проблемы с пищеварением, у меня постоянно болит голова, постоянная тошнота, состояние похмелья, только нет перегара.

— Вы сейчас в больнице находитесь. Вам вообще хочется рассказать о том, что вы пережили? Какие у вас ощущения?

— Конечно, я хотел бы рассказать всем, что я пережил. Почему это важно? Чтобы люди не думали, что это какие-то истории и чьи-то выдумки. Меня сильно возмущает поведение государства-агрессора, безразличие и игнор международных порядков и правил – и ведение военных действий, и содержание военнопленных, то, что я испытал на собственной шкуре.

— Я слышала вашу историю, я знаю, какие ужасы вы пережили в плену. Очень важно, чтобы вы рассказали о начале полномасштабного вторжения. Вы живете в Мариуполе и вы музыкант в 56-й бригаде.

— Жил. К сожалению, сейчас пути назад в Мариуполь у меня нет, хотя во всех моих мыслях о свободе, когда я был в тюрьме, почему-то я себя представлял на улицах Мариуполя, я представлял себя в той квартире, где мы жили с семьей. К сожалению, сейчас эта территория временно оккупирована, квартира, в которой мы жили, выгорела полностью, там осталось всего четыре стены и четыре оконных проема. К сожалению, я туда уже не вернусь и относительно того, что пришлось пережить, так мы, как известно, попали в окружение на заводе Ильича, там держали оборону, пока нам просто не пришлось выходить и сдаваться. Мы шли на прорыв, но результат такой, что прорваться мы не смогли.

— Какое у вас образование?

— Высшее музыкальное.

— Вы в 56-й бригаде что делали?

– Играл в оркестре. Последние несколько месяцев оркестр у нас сформировался. Почему? Людей не хватало, мы, кроме того что репетировали, занимались тем, что ходили в наряды. Мы, как и все военнослужащие из всех подразделений, это и патруль по городу, и КПП, столовая и т. п. Обычные общевойсковые обязанности.

О ПЛЕНЕ

— Давайте поговорим о пленении, что вам пришлось пережить. С первого дня вас воспринимали как военного, как "азовца", очень часто такое было, что они в каждом видели "азовца", "нациста" и так далее… Как началась ваша история в плену, Владимир?

— Мы сначала находились на одной локации с некой группой из "Азова". В тюрьме в Суходольске меня однажды отвели в карцер на допрос. Проходил он с элементами избиения и проводившие допрос говорили мне: "Ты – инструктор "Азова". Я говорю: "Нет, я не инструктор "Азова". Информация ваша ошибочна, я – музыкант по профессии". Они говорят: "А чем ты это докажешь?". И один из них говорит: "Ну, музыкант, говоришь… А если мы тебе принесем гитару – сыграешь что-нибудь?". Ну, что-то сыграю, я немного умею играть, будь что будет. Я никак не докажу, что я не инструктор "Азова", также я не докажу, что музыкант. За мной приходят, ведут меня из карцера, отводят в административное здание и этот сопровождающий спрашивает у кого-то: "Где?". Заводит меня и мы оказываемся в актовом зале тюрьмы, на сцене стоит ударная установка барабана, стоит бас-гитара на подставке и за кулисами висит в углу электрогитара. И этот сопровождавший меня... ему хватило секундного взгляда, он на меня посмотрел, говорит: "Выходим". Видимо, он понял по моей реакции, когда я увидел музыкальные инструменты, он, видимо, понял, что я действительно музыкант, то есть я не смутился, не растерялся, не начал заикаться, глаза не начали бегать. Думаю, ну если сейчас придется играть – я буду играть, куда мне деться. И в результате после этого кратковременного экзамена, проверки следователь уже спокойно допросил меня, опрашивал, спрашивал. В моем случае из допросов это был самый жесткий, потому что все остальные допросы проходили уже без элементов рукоприкладства, но периодически мы получали. Обычная рутина была у нас.

О ПУШКИНЕ И ЖУКОВЕ

— За что "получали", Владимир?

— Кроме того, что мы стояли целый день, нам давали разного рода литературу, о периодизации Второй мировой войны, то есть или "Великой Отечественной", либо биография полководца Жукова, либо история наполеоновской битвы при Бородино, стихи патриотического характера, где через слово "россия, россия, россия – нет слова мне в мире милее". Впоследствии появились стихи классиков – Пушкина, Лермонтов был у нас… Появилась потом русская литература, тоже классическая. За что мы "получали"? Каждое утро в тюрьме была такая процедура, как "утренняя проверка", когда выбегала вся камера в коридор, становилась определенным способом, а именно широко расставив ноги и опустив головы так, чтобы уши были примерно на уровне колен, и руки за спиной. И в такой позе… сотрудники СИЗО слушали наши достижения в литературе, в истории, задавали нам вопросы. Естественно, что среди людей находился такой волнующийся человек, который, как назло, не успел доучить, у которого вылетела строка какая-то из головы. И если стихотворение у нас не выходило... А стихотворение спрашивали, как правило, так: один куплет читает первый человек, его останавливают, говорят "Второй" следующему, после второго – третий и так далее, так далее… Если они видели, что камера нормально рассказывает, то могли просто сказать "Убираем в камеру". Но если, не дай бог, кто-то осекался или кто-то говорил что, "Гражданин начальник, я не выучил или я забыл", то здесь уже начинались "прилеты" и "прилеты" эти, к сожалению, касались не только того человека, который забыл или не выучил, а касались они всех.

О ЧЕМ ДУМАЮТ РОССИЯНЕ

— Скажите, пожалуйста, а эти люди, которые с вами так поступали, они действительно любят российскую федерацию? Они действительно видят у нас, украинцев, фашистов, нацистов? То есть это такая слепая вера в их царя, в путина?

— Бывали люди, которые эту тему вообще не трогали, а бывали – настолько прониклись слепой верой в избранность российского народа, что казалось, что у них не все дома. Были такие, которые считали себя самой высокой расой, притом, что они о нас постоянно говорили, что мы "укрофашисты", "бандеровцы" и т. д., хотя сами себя считали носителями какого-то света, добра и тому подобное. Недавно мне вспомнился такой разговор в прогулочном дворике: когда мы ходили по этому дворику опустив головы вниз, а сверху над нами ходил надзиратель, и он говорит: "Ну что, хохлы, какая техника в вашей украинской армии?". Ему кто-то отвечает, а он: "А ЗИЛы и "Уралы", техника советская вся, российская, конечно, а что вы, хохлы, можете придумать? Даже вы сражаетесь российской техникой". Я о таком человеке могу сказать, что не дружит с головой или он не знает. Был у нас сотрудник, они работали сутки через трое, и каждый раз на его дежурстве он ходил по коридору и кричал: "Ну что, русская земля кормит?".

ЕДА В ПЛЕНУ

— А как кормили, кстати?

— В тюрьме еда вкусная, но что касается количества, это для кота. Потому что я каждый раз брал порцию в руки, в 9 из 10 случаев я смотрел туда и думал – это порция для кота или какой-то собачки из породы шпицев, лохматых маленьких. Очень маленькие. У нас был завтрак до 7 утра и, поев утром, я знал что в 11 у меня появится чувство голода, опустеет желудок и можно было сверять по моему желудку часы, потому что в 11 у нас начиналась физо так называемое и как раз у меня начинал желудок говорить, что там уже пусто и нам объявляли физо, всей тюрьме, и еще 2 часа я голодный. Мы скакали, отжимались, приседали – и до обеда. В последнее время чувство голода начало сопровождаться тошнотой и полуобморочным состоянием, я стоял и думал, что вот-вот я сейчас упаду, просто упаду. Я был на грани потери сознания. Я об этом никому не говорил, чтобы не поднимать эту тему и не выглядеть нытиком и так далее, поэтому я стоял и надеялся. Мы все время стояли, мы не сидели, сначала стояли по 16 часов, мы садились только на еду. Но когда у всех, кто удерживается за решеткой, начали пухнуть ноги и колени, тогда нам начали давать дополнительное время на отдых, сажали нас. Все равно мы на ногах стояли 8-10 часов в день.

— Как страшно...

— Дни проходили так: от ожидания от завтрака до обеда, от обеда до ужина, от ужина до отбоя. Отбой. Подъем. Завтрак. И снова пошел на следующий день. Они уничтожали нас и морально, и физически. Я удивлялся, как можно брать человека и бить? Но потом, когда они разобрались, кто есть кто, они для себя отбирали некоторые категории военнопленных, которые их больше интересовали, а именно определенные военные специальности. Но поскольку я музыкант, ко мне постепенно интерес исчез, равно как и к водителям какой-то техники, к, скажем так, не совсем боевым единицам из числа военнослужащих.

МЫСЛИ В ПЛЕНУ

— О чем вы думали чаще всего, находясь в плену эти 20 месяцев?

— Я затрудняюсь ответить, о чем я думал. Я думал обо всем, в том числе меня плохие мысли посещали, в том числе "Где моя семья?". Но я эти мысли пытался отгонять от себя. Я был уверен, что с ними все хорошо, но эта уверенность у меня ничем не подкреплялась, я не получал ни одного письма, в котором было написано или что все плохо, или все хорошо. До тех пор, пока я не получил письмо от своей жены, она написала некоторые подробности, я даже не помню, мне главное было услышать, что все живы и у них все хорошо. А так вообще, в общем, тело мое стояло там в строю, а сам я был где угодно. Думал, вспоминал нашу прошлую жизнь, вспоминал свою работу, страны, где я был. Или мы разговаривали, ребята рассказывали истории из жизни, я какие-то свои рассказывал. О чем думал? Стыдно признаться, но много мыслей заканчивалось тем, чтобы поесть. И это были и разговоры, они начинались о чем угодно, об автомобилях, о строительстве гаража и все равно заканчивалось едой, куда ни сверни, все разговоры закончились едой. Потому что это, стыдно признаться, занимало мысли.

ОБ ОСВОБОЖДЕНИИ ИЗ ПЛЕНА

— Каким был день, когда вы узнали, что возвращаетесь в Украину?

— Это был не день, это была ночь и ночь была очень бурной. Началась она с того, что грохот, крик, топот по коридору, лязг, мат и мы поняли, мы же опытные сидельцы были к тому времени, и мы поняли, что это "переселение душ", как я называл. И эта ночь, когда мы услышали грохот и крик по коридору, и первое, что мы сделали, – одновременно все проснулись и не сговариваясь побежали в туалет. Почему? Потому что у нас уже был печальный опыт, когда мы переезжали, независимо – это самолет, грузовик или автобус, если хочется в туалет, то как минимум напоролись на вежливый отказ. Мы надели на себя быстренько тюремную робу, выскочили, нас в коридоре по разным углам расставили, швырнули нам одежду, в которой мы приехали. "Быстро-быстро, бегом-бегом! Давай! Что ты там копаешься?". Одели нас, построили, вывели на улицу и я вижу, как открывается шлюз так называемый, сдвижная часть ворот, и на территорию заезжает зэковозка, КамАЗ, автомобиль для перевозки узников. Заезжает автозак, другой автозак разворачивается, и я слышу этот волшебный звук, когда техника задний ход дает, шум сдвижной части. Мы этот звук много раз слышали – значит, или кого-то увозят, или кого-то привозят. И этот звук в тот вечер был для меня очень приятным на слух.

— А когда оказались в Украине – плакали?

— Я не плакал. У меня, должно быть, сработала какая-то психологическая тормозная система, что я все это прошел без эмоций, я превратился будто в овощ. У меня не было ни положительных, ни отрицательных эмоций. Я чувствовал себя как муха, которую разбудили среди зимы, я переживал. Но все списываю на то, что специально мои мозги затормозили, чтобы не было перебора эмоций и эмоционального взрыва. Я мысленно находился в тюрьме, то есть я настолько там привык, я часто ловил себя на мысли, что для меня этот срок никогда не истечет. И мы в определенной степени еще и завидовали осужденным, которые знали точно, когда они выходят, мы в этот день не знали, это могло быть завтра, через неделю, через шесть месяцев. И эта неизвестность очень угнетала. Когда я оказался в Украине, мне стыдно признаться, то очень спокойно, без эмоций перешел в другой автобус, сел и сидел, пока все ходили, курили, фотографировались. Я просто сидел в автобусе.

— Жаль, что вас не встречала ваша жена. Возможно, вы бы тогда вышли и у вас были бы эмоции немного другие.

– Это безусловно, но, вы знаете, я, может быть, не сильно и расстроился, что она меня не встречала, я не хотел бы предстать перед ней в том виде, в каком я тогда был. Я был ходячим скелетом. К сожалению, я не успел порядок во рту навести, у меня зубы немного не без потерь, придется ей на это смотреть, довольствоваться этим, но немного веса я набрал, оброс массой, мне теперь не стыдно, лицо у меня стало круглым, а не так, что скулы торчали и нос, как у Буратино, острый.

О ПРОШЛОМ И БУДУЩЕМ

— На самом деле, я вспоминаю те фотографии, и, по-моему, вы сейчас другой. Возможно, так камера передает, я бы очень хотела, чтобы люди написали слова поддержки вам, как вы прекрасно выглядите, пережив такое. Теперь у вас, Владимир, еще одна неизвестность. Вы сейчас на реабилитации, правильно ли я понимаю, что дальше?

— Мне нужно еще время. Скажем, я чувствую слабость в организме: если пройду расстояние, я чувствую, что у меня опять опухают ноги, как в тюрьме опухали, так и сейчас у меня пухнут. И очень у меня большая утомляемость. Если взять меня до этой тюрьмы, в которой я провел 20 месяцев, то я мог гораздо больше выполнять операций и делать разные движения, не уставая абсолютно. Здесь же, бывает, я прошел квартал или вокруг здания обошел, я чувствую, что мне нужно присесть, посидеть. К тому же, 20 месяцев мы стояли и физические нагрузки были – мы и приседали, и отжимались, и скакали. Казалось бы, у меня должен быть запас сил в мышцах, но его нет.

— Вы, кстати, за границу не думали уехать? Очень много ребят, переживших такую историю, как у вас, они уехали за границу, там подлечились. Не думали?

— Я только "за", я знаю, что моей жене предлагали подобные вещи и там, где она сейчас находится, за границей, ей предлагали реабилитацию для меня как военнослужащего, они тоже в курсе дела, она тоже беженка. Они в курсе всей нашей истории, семейной трагедии, и они ей предлагали.

— Если у вас есть такие намерения, обязательно поезжайте, почему нет?

— Да-да, я не против, я только "за", проблема только в том, чтобы это согласовано и одобрено было.

— Это оформить надо, и командование, и врачи должны сделать выводы?

— Да-да.

— Я очень хотела бы, чтобы ваша мечта сбылась и вашей жены, чтобы вы могли уехать хотя бы ненадолго и подлечиться. А жить где будете? В Мариуполь нет возможности вернуться…

— В Мариуполь хода нет. Мы находимся в невесомости, все зависит от того, как будет проходить моя дальнейшая служба. Будет ли она или нет, как и в какой части Украины. Если государство нам поможет с жильем, то где бы мы хотели иметь жилье, я не знаю, потому что у нас неопределенность сейчас с нашим местонахождением, сейчас мы в подвешенном состоянии. В идеале я, конечно, страдаю своим Мариуполем. Признаюсь, к своему стыду, я один из людей, который всю жизнь говорил, что Мариуполь – это самый плохой город, который может быть, потому что испорчена экология двумя заводами, очень грязный, квадратный, 9-этажки, неуклюжий, индустриальный.

КАК БОМБИЛИ МАРИУПОЛЬ

— А сейчас какие ощущения у вас?

— Сейчас я когда вспоминаю его – льются слезы. Я понимаю, что для меня он был самым красивым и родным. К сожалению, его сравняли с землей, построили пестрые домишки. Иногда бывают блоггеры, такие, положительно настроенные, говорят – он был такой серый, такой серый, а сейчас он такой пестрый стал, такой радужный, жизнерадостный и веселый. Конечно, нужно было его сравнять с землей и положить там 30 тысяч населения, выгнать половину города как беженцев и построить эти коробочки и покрасить их в пестрые цвета. Не хватает домов, 9 этажей, я просматриваю еще раз, действительно, там были 9 этажи, там их нет. Они либо ракетами складывались как карточные домики, либо уничтожены пожарами. Естественно, что пожар никто в той ситуации не гасит, у нас не было просто мобильной связи, интернета. Я видел город с высоты завода Ильича, он был в дымах, летал самолет, бросал бомбы. Они утверждали, что борются с "укрофашистами", а именно с находившимися на "Азовстали" "азовцами", но бомбы опускались на частный сектор, на 9 этажей. Это для меня непонятно. Потом они построили эти коробочки, украсили, заселили туда людей. Конечно, лояльных людей они опрашивают, и они говорят: "Благодарю дедушку путина за наше счастливое детство". Хотелось бы встретиться с моими знакомыми, которые приветствовали россию, относились очень лояльно, мне хотелось пообщаться с ними на эту тему, изменилось ли их мнение, когда они видели – откуда прилетал самолет, откуда прилетали снаряды, откуда прилетали мины. Что еще интересно — очень часто на допросах в россии в тюрьме очень искренне удивлялись следователи, когда слышали, что им отвечали, что самолеты прилетали из направления Таганрог и улетали в направлении Таганрога, а украинская авиация в Таганрог не долетала, потому что в зоне разграничения стояла российская. ПВО, то есть украинской авиации, хода не было на Мариуполь и мы не видели ни одного украинского самолета, хотя мы очень надеялись на то, что он появится и будет противодействовать тому беззаконию, которое происходило в небе.

О МУЗЫКЕ

— Скажите, Володя, вы музыкой хотите заниматься? Я так и не спросила, на чем вы играете, – или поете.

— Я играю всю жизнь на бас-гитаре, хотя учился в музыкальной школе на баяне, впоследствии не доучился, бросил, окончил музыкальное училище вообще на духовом инструменте и затем окончил институт как теоретик, теоретические дисциплины. Но жизнь сложилась так, что я всю жизнь играю на бас-гитаре. Я работал в оркестре в моем любимом Мариуполе, работал несколько месяцев в филармонии, работал в круизной компании, в шоу-бенде, а в армии я стал тубистом, потому что немного с этим инструментом знаком был и играл в армии на тубе. И сегодня здесь, в этом медицинском учреждении, где я нахожусь, замполит организовал небольшой концерт. Есть у музыкантов такой формат концертов, как квартирник, этот можно было назвать "коридорник". Пришла преподаватель из их института культуры и ее два студента, планировали одну песенку, другую, третью. Кончилось это тем, что подключились к этому действу, я был среди первых, затем подключились и медперсонал, и пациенты, там были и танцы, и песни, и хоровое исполнение, и на гитаре, пускались в танец.

— Я вас очень благодарю за разговор, хочу, чтобы у вас были полноценные возможности для реабилитации, пришли в себя, чтобы со здоровьем было все в порядке, встретились с женой, ребенком. Очень хотелось бы увидеть вас, на параде победы пройдете с оркестром по Киеву, поэтому приглашаю вас в столицу. Большое спасибо!

Смотрите и читайте также: "Граната просто под меня залетела, я доложил, что тяжелый, а потом еще немного повоевал": Герой Украины Валерий Кучеренко в "Кто с Мирошниченко?"

Главные новости дня без спама и рекламы! Друзья, подписывайтесь на "5 канал" в Telegram. Минута – и вы в курсе событий.

Поддержите журналистов "5 канала" на передовой.

• Вносите свой вклад в победу – поддерживайте ВСУ.