Владимир Коротя (позывной "Повстанец") – ветеран, участник боевых действий на Донбассе в 2014–2016 гг. Два с половиной года воевал в составе разведвзвода одного из батальонов 10-й отдельной горно-штурмовой бригады. До 2014 г. – пищевой технолог. После АТО написал книгу "Приключения Фантома", посвященную теме восприятия участником боевых действий мирной жизни. Депутат Бучанского горсовета. Во время полномасштабного вторжения россиян 24 февраля 2022 г. организовал и возглавил добровольческую ротно-тактическую группу "Ирпень", благодаря которой россиянам не удалось прорвать оборону добровольцев в районе ТЦ "Жираф". После освобождения пригорода Киева стал военнослужащим сил Теробороны и участвовал в боях на Бахмутском направлении. В настоящее время – командир 1 стрелкового батальона 3 ОШБр.
Первая публикация этого материала произошла в июле 2022 года. Ко Дню украинского добровольца – предлагаем ознакомиться с ним.
– Приветствую вас.
– Добрый день.
– Многие участники боевых действий или ветеранов говорили, что мы готовимся к войне, и многие говорили, что большая война еще впереди. Для вас 24 февраля лично стало новостью или сюрпризом?
– Когда мы уволились со службы, мы знали, что путин не даст нам отдыха и просто так нас не отпустит. Когда начали получать звонки, скажем так, от международных служб развития о положении дел, которые происходили на границе, мы в голове уже выстраивали пазлы: как это будет происходить.
И за месяц до событий начали проводить серьезные военной подготовки для гражданских. На рельсах наших учебных люди: "О, мы вас видели в Фейсбуке. Мы к вам приходили на учения". И они становились в наши ряды таким образом. Мы гражданским давали за три часа курс материала, который человек проходит в учебном военном центре за три месяца. Девиз примерно был такой: "Смотри на меня, делай, как я, делай лучше меня!"
– Эти люди пришли 24 февраля к вам?
– Приблизительно 100 на 100. То есть где-то 100 служилых и 100 гражданских, как говорит мой начальник медицинской части, – человек вышел на улицу и попал на войну.
– 24 февраля от чего вы проснулись и что вы начали делать в этот день?
– Приблизительно в 6 часов утра я проснулся от взрывов. У меня квартира в Буче, я забежал сразу в ванную, стал в дверной проем и начал понимать, что это не может быть артиллерия, это не могут быть танки и это не может быть система залпового огня. Почему? Потому что я понимаю, что у нас 100 км до границы – за это время они не могли телепортироваться. Я понял, что это были ракетные удары, потому что все остальное такое расстояние не смогло бы преодолеть. Сразу в нашей ветеранской группе был объявлен красный код. Мы начали собираться, через час мы где-то собрались.
– Как вы распределяли роли: кто что должен делать, где выстраивать линию обороны, кто куда бежит? У вас не было оружия в тот момент. Как вы все это организовывали?
– Сразу на этих рельсах дружеско-товарищеских начали определять младших командиров. То есть командиров групп или командиров взводов, примерно так. И делегировать задачи этим людям. Мы выстраивали сразу армейскую систему. Развернули карту, у нас было две доминирующие высоты: одна в Буче, на Мельниках, там же была разбита колонна, 80-я аэромобильная бригада наша, там нецелесообразно было занимать оборону. Потому что она простреливалась авиацией уже в первый день, из аэропорта, простреливалась вертолетами, и плюс у меня есть еще подозрения, что туда били ракетами "Искандер" из Беларуси. Занимать там было что-то нецелесообразно, потому что это была бы потеря личного состава. Следующая высота была на (ТЦ – ред.) "Жирафе".
На самом деле это очень стратегическое место, здесь было обустроено много огневых позиций. Позиция называлась "Мешки", "Миксеры", "Ежи". Основная функция – наблюдение за мостом, за движением механизированной техники, которая выходила из Бучи, за высотными домами, которые находились справа. Плюс контроль улицы, которая слева. По этой улице было много новых позиций, штаб в админкорпусе. На втором-третьем этаже наши казармы в первые дни были, дней пять-шесть, но здание полностью уже начали раскладывать – оставлять личный состав там было невозможно, все уже находились в бомбоубежище. И было разделено пополам: одна половина для гражданских, другая – для военных.
– У вас не было техники, не было вооружения, я так понимаю?
– Называем это для гражданских – "тяжелого" вооружения. Да. У нас было свое официальное оружие, зарегистрированное.
– Личное?
– Да, наградное оружие у многих было. У нас были инструкторы по снайпингу, свои снайперские винтовки были.
– Но ведь против, условно говоря, танков это не работает?
– Правильно, но у нас не было тяжелого оружия. Мною разрабатывалась система завладения или получения тяжелого вооружения. Из разбитой колонны 80-й аэромобильной бригады мы с чрезвычайными потугами вытащили три БТР, сюда их пригнали – это БТР-80 – здесь крутили их: два мы поставили в строй, третий стрелял, но не ехал, не смогли сделать так, чтобы он ехал.
В Ирпене есть часть Нацгвардии. Она была поднята по боевой тревоге и выведена в Киев. Они забрали только личное оружие. То есть мы зашли, обнаружили какую-то часть бронежилетов, касок, аптечек, средств защиты. Плюс в боксах было два "БТР": "БТР-80" и бронеавтомобиль типа "Казак", но они не ехали. То есть когда военные отходили, они забрали аккумуляторы, вырезали электричество.
Так случилось, что в первую ночь, с 24 на 25, с аэродрома они уже били из миномета по территории этой воинской части.
Мы фактически под минометным огнем накрутили эти два БТР, завели. И когда мы начинали уезжать, то приехали эти нацгвардейцы, четіре человека, и говорят: "А вы кто? Мы приехали ремонтировать БТР". Говорю: "Да мы уже его отремонтировали". Они: "Как вы его отремонтировали, если он не ехал?". То есть мы ночью без света под минометным огнем завели два БТР, БТР-80 мы им отдали, а бронеавтомобиль "Казак" забрали себе.
– Кто эти люди, которые все это ремонтировали в таких условиях?
– Ветераны!
– Ветераны? Ваши побратимі? Это те люди, которые уже воевали, у которых есть опыт? То есть, условно говоря, за сутки с 24 по 25 вы уже нашли себе вооружение более или менее, хотя бы какие-нибудь средства защиты, у вас была сформирована ваша рота, и вы начали выстраивать линию обороны?
– Сначала мы начали думать, каким образом завладеть еще большим количеством механизированных средств. Мы совершали рейдерские нападения на российские колонны, когда они еще не были большими, и завладевали их механизированными средствами.
– Сколько вы таких рейдов совершили?
– Рейдов было где-то шесть. Не с самого начала. Суммарно мы завладели 12 механизированными средствами.
– Это фантастика. Вы собираетесь в городе, организуете воинское подразделение, производите рейдовые действия на противника, хотя на тот момент еще никто до конца не понимал, что происходит. Как это все приходило в голову, что нужно делать именно так?
– Когда я служил в разведке, у нас была контрдиверсионная борьба, то есть борьба с диверсионными группами, проникая пехотными частями. Я понимаю, как это делать, но и понимаю, что против механизированной колонны без механизированных средств мы не сможем остановить механизированную колонну.
Вторая военная профессия у меня – командир БМП-2. На (воинских учебных – ред.) сборах учили мы организацию обороны на высоте мотопехотной роты, усиленной механизированными путями. По этому руководству все я здесь обустраивал. Основные у нас были пути – это занятие правильных огневых позиций, занятие и подготовка укрытия для личного состава: укрытие у нас было, плюс мы копали, углублялись, и маневренность, то есть движение. Мы построили здесь засаду так, что когда колонна на нас вышла – она вообще не знала, что мы здесь есть, и путем постоянного маневрирования мы смогли уничтожить около 11 БМД-2.
– Сколько на вас шло техники?
– 101 единица, в основном – БМД-2 и плюс танки. Это первая колонна.
– И в этот первый бой вам удалось выбить 11 из тех 101?
– Да.
– Это остановило наступление на Ирпень тогда?
– Нам в Буче существенно помогала артиллерия и "Байрактары". То есть комплексный был успех. Артиллерия и "Байрактары" работали почему? Потому что мы здесь сдержали, остановили движение механизированной колонны – это дало возможность "Байрактару" навеститься. Но и в то же время это все, что сюда выехало, выбежало, это тоже нужно было уничтожать. Потому что наша задача была – не пропускать в город любой ценой.
Отжимали эту и параллельные улицы. Миксер строительный, заливающий бетон. Мы ставили три миксера: два перекрывали дорогу, один – сзади, зачем? Ночью мы один перегоняли миксер, третий ставили сюда, отгоняли один миксер на 500 м вперед, второй подгоняли и третий. И так по 500 м со всех сторон постоянно отжимали. И мы таким образом отжали семь улиц. Что нам это давало? Во-первых, нам нужно было, так как улицы прямые, их очень сложно держать, потому что уезжаем – и сразу прострел – нам нужно было гасить эту огневую дальность. Каким образом? Мы им передвигали миксеры на 500 м, то есть мы им уменьшали огневую дальность на 500 м, таким образом мы могли прятаться за этими миксерами и себе увеличивать огневую дальность на 500 м. На высотные здания заходили ребята, ставили наблюдательные посты, у нас образовывалась коммуникационная связь. Снизу мы подпирали их миксерами, сверху вели спецназовцы наблюдение – с больницы, с других высотных домов. Что нам это давало? Мы закрывали фланг, закрывали одну часть фронта, вели сверху наблюдение, и соответственно с другого фланга штурмовые группы заходили и вычищали улицы огневым контактом. Врага подпирали: закрывали миксером и ткутом. И загоняли врага, значит, в узкое место путем постоянного контроля, перекрытия улиц. И у нас, грубо говоря, нужно было штурмовать не со всех сторон, а только с одной могли заходить штурмовые группы. Очень большую проблему связь составляла. Потому что у них работали РЭБы, РЭПы. Там все глушилось.
– Благодаря вам, потому что вы держали позиции здесь, благодаря вашей тактике, сколько процентов города вам удалось уберечь от оккупации?
– Где-то 70%. Москали действовали предсказуемо, по книге, их можно было спрогнозировать. Мы импровизировали, двигались, маневрировали, навязывали им свой бой. Мы не вступали с ними в прямое сражение, старались не вступать. Потому что если вступать с ними в прямое сражение – мы были бы в проигрыше. Но мы везде по пути маневров навязывали. После того, как здесь было разбито все, что сюда выехало, вылезло: колонна вышла в семь часов 40 минут – в 10 часов 40 минут мы совершаем контрнаступление. Выдвигаемся в Бучу, захватываем там четыре рабочих механизированных средства, выводим сюда, на (ТЦ – ред.) "Жираф". И они начинают сдаваться в плен. Хотели сдаваться с белым флагом, огромной простыней машут. Мы не стреляли – они продолжали стрелять из гранатометов. Мы дали им одну попытку, вторую, третью – они не желали. Не захотели сдаваться. Мы уничтожили в конце колонны еще 4 БМД и где-то около 30 десантников.
– Это были десантники?
– Все было псковская десантура исключительно.
– Нам же рассказывали о "второй армии мира", элите и так далее. Вы чувствовали, что они принадлежат к каким-либо элитарным подразделениям после того, как они вели бои здесь?
– С псковскими было очень сложно. Они обучены, профессионалы, они провели годы на полигонах, и они пришли сюда с одной целью – убивать. Мы не дали им этого, не давали реализовать это, ломали их планы.
Нам было страшно, но в первые дни мы поняли, что этот страх, который у нас есть, мы должны навязать врагу. Мы должны сделать, чтобы страх врага был выше нашего. Сюда они лезли четырежды.
– И четыре раза вы их разбивали?
– Да. Мы постоянно писали "Добро пожаловать в ад, мы всех вас ждем". Не знаю, умеют ли они читать, мы на русском языке специально писали.
– У них же был приказ – идти вперед.
– Я не хочу это обсуждать, но я этого не понимаю. Здесь было много подразделений: мотопехота, мобилизованные, даже сирийские наемники были.
– Со стороны россиян?
– Да. На "Караван Гала" 114-я бригада морской пехоты (Архангельск). То есть я не могу понять... Люди купались в Белом море, и им чего-то не хватало в жизни. Ну, все были уничтожены.
"– Аж На железной дороге были погибшие москали.
– То есть можно говорить о ближнем контактном бое?
– 20 метров, может.
– А из чего вы перестреливались?
– Все, что под рукой попадалось.
– Они из чего в вас стреляли?
– БМД-2: 30-мм автоматическая пушка. БМД-1, БМД-3, 100-й автоматический миномет, БМД-4, танки. Артиллерия и наша включалась, и их. И стрельба: пулеметы, автоматы... То есть у них группа забежала за "Жираф", где-то человек 30. Мы оттуда начали заходить. По железной дороге они потом пробовали прорываться, железную дорогу держали.
– А если говорить о соразмерности сил, как бы Вы оценили наши и их в количественном показателе?
– Их было очень много. Мы уничтожили около 200 псковских десантников, и у нас рота 200. При этом мы все их механизированные средства уничтожили – они все еще не заканчивались. У нас было пять механизированных средств, а у них 100, это значит 20:1."
– 24 дня вы держали здесь оборону, с этой стороны вы не дали возможности зайти россиянам, правильно?
– Это при том, что мост был цел.
– Есть информация, что вы помогали эвакуироваться гражданскому населению. Как происходили эвакуационные миссии?
– Это было психологически очень сложно. Должен быть полный контроль эмоций. Когда были маленькие группы на автомобиль – 3, 4, 10 человек, 20 – с этим можно было справиться. Но когда выходили группы 200-300 гражданских, и сзади вылезали москали либо на механизированных средствах, либо пешим строем, либо зачесывались в строй гражданский – это было очень сложно психологически.
У нас были сформированы ответственные отряды. То есть человек ночью стоял на боевой позиции, а днем занимался фильтрацией. Толпу женщин, детей мы сразу отправляли на бомбоубежище, мужчин – справа. У всех проверяли сумки, бумаги, разговаривали: "Кто тебе дал команду выходить? Почему ты не вышел раньше? Кого ты видел? Какие тебе давали приказы?" То есть обнаружение агентуры или неблагонадежных. Были и коллаборанты, и москали.
– И даже военные их?
– Да. Не очень многое, но были.
– Они были одеты в гражданских?
– Да.
– После этой фильтрации вы уже отправляли людей дальше?
– Нет, мы отправляли их в бомбоубежища и ночью их вывозили. Потому что днем все простреливалось – вывозить невозможно.
– Сколько, по вашим оценкам, вам удалось эвакуировать людей?
– Не скажу, что я считал. Из того, что видел, – это тысячи. Минимум жило в бомбоубежище 200 гражданских.
Население "офигевало" от того, что вообще мы здесь делаем. Мост был подорван через Романовку, лежали три дощечки через воду и веревка была натянута. По этой веревке переходили на ту сторону. Люди договаривались со своими из Западной Украины родственниками, привозившими еду. Плюс военным привозили БК – и мы ночью все ящички переносили. Все так: вода, три дощечки и веревки. То есть и люди, кто родственники, кто не уехал – вот с такой цепью помогали.
– Были какие-то ситуации с гражданскими? К примеру, история, которая вас очень сильно поразила?
– Самая сложная ситуация была, когда мы зачищали лесную Бучу, там, где выезд из Гостомеля на "СитиМаркет". Мост был уже взорван на Горенку, Ирпень. Очень много гражданских, очень. Женщины, дети – это было немного сложно.
– Какую роль вы отвели бы своему подразделению в обороне Киева?
– Ну я же не военный аналитик, чтобы проводить параллели.
– Но из собственных ощущений, из того, что вы видели, что вы пережили?
– Если бы мы их пропустили в Романовку – Академгородок был бы уничтожен.
– Это вам кто-то сказал, что вы не должны их пустить, было ли это ваше внутреннее желание, и то, что вы все вот сделали?
– Сами себе придумали такой приказ. Никто такой приказ не давал.
– Когда они ушли за границу, что Вы почувствовали?
– Существует мнение, что они сбежали и у них паническое бегство. Мы везде их вытесняли, вытесняли, давили, вытормаживали, прикрывали, закрывали артиллерию. То есть не было такого, как люди думают, что они встали и просто ушли. Нет! Мы везде их вытесняли, подавляли, подгоняли, выбивали, подштурмовывали.
Очень сложно было городские бои вести, когда они зашли с той части города, и мы уже были на 270 градусов окружены. Четыре раза ко мне приезжали военные и говорили: "Сдавайте эту позицию: здесь держать что-либо бессмысленно". Мы говорили: "Нет".
– Почему вы ее держали?
– Потому что нам некуда отступать. Все.
– То есть вы готовы были держать ее до конца?
– Мы бы не отошли от этой позиции.
– Но вы реально, кроме того, что вывезли 23 000 гражданских, вы еще и удержали эту часть города и не дали возможности зайти врагу и совершать зверства в этой части. Вас благодарили за это местные жители?
– Да ну… Я ветеран. За что мне благодарить? Мне не нужна никакая благодарность. Все, что я делал – я делал в интересах государства, а не для благодарности.
– Ваша война 2014-16 гг. и ваша война 2022 г. – чем она отличается?
– Здесь было очень сложно. Просто ворота ада открылись.
– Но ведь вашему подразделению удалось закрыть эти ворота?
– Мы постоянно мотивировали друг друга националистической идеей. Мы жили ради идеи и живем националистической идеей. Трижды в день мы ставили огромные колонки и играли, пели гимн под обстрелами, под артиллерией, подо всем. В шесть утра, в 12 дня и в шесть вечера.
Если упал морально-волевой дух и мы не могли уже петь гимн (ну ты же не будешь его, как попугай, 100 раз петь), мы собирались, я заходил в каждый окоп, вставал в полный рост, если люди не могли уже вставать, пели "Красную калину" и "Гуцулку Ксеню", повстанческие песни, украинские песни. И когда один человек начинает петь, сначала это выглядит глупо, когда подхватит другой и когда поют все полностью, смотрят друг на друга, понимают поддержку – это работает.
– И что хотели бы сказать людям, которые были рядом с вами 24 дня, которые продолжают здесь, которые хотели стоять до конца, ваши побратимы?
– Да они и так все знают. Благодарю всех за службу, постоянно, каждого. Слава Украине! Слава Нации!
– Смерть врагам!
"Знаю, где каждая позиция. Кто как менял, менял коды, системы кодировки. Как смена постов происходила, переговоры в эфире... Все помню"
Напомним, американские сенаторы передали в Комитет по международным отношениям Сената США проект резолюции о признании действий России в Украине геноцидом.
Вносите свой вклад в победу – поддерживайте ВСУ.
Главные новости дня без спама и рекламы! Друзья, подписывайтесь на "5 канал" в Telegram. Минута – и вы в курсе событий.