6 октября 2022 г. Дмитрию присвоили звание Героя Украины с вручением ордена "Золотая звезда".
– Где 24 февраля вас застала война?
– В Попасной. Мы приехали на очередную ротацию, должны были заезжать на 8 месяцев в Станицу Луганскую. Должна была быть длинная ротация с Бригадой быстрого реагирования Нацгвардии, а они уже были там подчинены 80-й десантной бригаде. Вот мы с ними должны там работать.
23 февраля мы уезжаем из Киева, очень долго не могли выбраться. Постоянно что-либо менялось. Какие-то планы. Мы уезжаем – нас возвращают с полпути назад. Фактически 23 февраля мы уехали утром, вечером уже были там. А 24 февраля утром должны собираться, заряжаться и ехать на Станицу Луганскую.
– Какую вам задачу ставило руководство?
– Контрснайперская активность. Мы корректировали и выявляли противника.
– Когда вы понимаете, что все – активная война, фронт движется – вам удавалось перенастраиваться? К примеру, вчера вы были снайпером – а сегодня взяли гранатомет. Или выполнять функцию артиллерии, пехоты?
– Постоянно. У нас в группе смеялись ребята, что мы универсальные воины. Я до этого работал в аэроразведке. У меня постоянно с собой был дрон. Я ребятам говорил: "Сейчас есть возможность. Дроны есть. Учитесь – и у каждой группы будут глаза". Я постоянно летал и большинство времени проводил в качестве аэроразведчика, в БПЛА. Искал. Летал. От этого коэффициент полезного действия гораздо выше.
– То есть такой работой вы занимались с 24 февраля до мая?
– Многим занимались. И летал. И выходы разведывательные были.
– Расскажите об одном из успешных, которым гордитесь.
– Пошли мы как-то "гулять" под Изюмом. На тот момент россия бросила максимальные силы на захват этого города, там шли серьезные бои. Это где-то начало марта, когда они там были активны.
россияне в своем репертуаре: днем бросили оповещения по радио, ТГ-каналам, мол, "Изюм, сдавайся, мы вам даем 2-3 суток, чтобы военные оттуда вышли, потому что туда зайдут гражданские. Иначе – будут бомбить", а уже вечером они открыли огонь. И начали ровнять с землей все, что там есть. После этого туда начали ехать колонны, мы искали сообщение – куда эти колонны могут подходить. Потом пошли пешком. Долго и сложно. Зимой "гулять" по тем посадкам – еще то удовольствие. Прошли к трассе, куда они ехали, – и нашли большую колонну техники, которая уже стояла. Они маленькими партиями подъезжали, потому что время от времени наши отрабатывали по ним, но они толком не знали, где это находится, потому что это уже была территория противника. И мы пришли в определенное место, увидели готовящуюся к маршу колонну, выстраивалась в боевые порядки – мы навели туда артиллерию, отработали – и атака их захлебнулась. Там довольно большая колонна была.
– А что это была за техника?
– Танки, легкая бронированная техника (БТР, ЛТМБ) "Тигры" и тентованные машины с личным составом. Словом, полный спектр для того, чтобы заходить в город и штурмовать.
– Какие у вас были эмоции, когда вы поняли, что отработали результативно?
– Когда твоя работа дает результат, – не важно, какая это работа, – ты всегда доволен. Тем более когда понимаешь, как ребятам тяжело в Изюме, и что такое количество должно на них двигаться, а вы их отбиваете, и они начинают куда-то хаотически разъезжаться – прекрасно. Я был очень доволен.
– Даже один сбитый танк – это уже результат.
– Каждый хочет работать. Люди у нас очень мотивированные, заряженные на работу, никто не старается профилонить или прохалтурить. Всем дай только возможность. Он не будет спать. Будет голоден, холоден – но поедет и будет работать.
– Давайте поговорим о дне, когда вы получили ранение.
– Мы приехали на позиции, и оттуда нужно было выйти группе. По данным разведки, там должна быть пустая "зеленка", нужно было взять эту территорию, потому что она выгодна. Это высота. Мы 22 мая вечером выдвинулись. Подошли к тому месту, заняли оборону, надо было переждать ночь. Но попутно мы разведывали, смотрели, наблюдали... С рассветом 23 мая зачистили один лес, там не было противника, нужно было перебежать поле. Мы в составе первой группы дозора вышли туда, а там противник уже был и нас уже ожидал.
– То есть вас там ждала засада врага?
– Ждала. Мы пришли – и противник уже занял себе огневые позиции, и довольно быстро они начали по нам отрабатывать.
– Из чего они отрабатывали?
– Началось со стрелкового оружия, автоматы и пулеметы. Затем – подствольные гранатометы, РПГ, а потом как начало лететь все, что у них было в принципе. Выехала техника, я думаю, что это был БМП-2.
– Сколько вас было людей?
– На дозор с одного фланга нас ушло четверо, и с другой стороны зашло чуть больше, по-моему, около 10 человек.
– То есть на 14 воинов россияне "выкатили" все, что могли?
– Да, и количественно они преобладали. Значительно преобладали.
– Что было с вами потом?
– Мы поняли, что в составе этой группы ничего не сможем сделать. Потому что противник вел шквальный огонь. И мы должны были отходить, чтобы перегруппироваться и дальше принимать решения, что делать.
Но орки уже взяли нас в подкову, обходили с флангов, сзади поджимали, и надо было как-то выбираться. Мы не думали, что столь быстро они нас запрут. Ребята начали перебегать поле. Один погиб сразу. Еще один из наших получил ранение. Он отполз – мы оказали помощь. И мы приняли решение, что нужно отходить, потому что в ближайшее время они подойдут – и все. А прикрыть нас наши полноценно не могли.
Мы должны были эвакуировать раненого ползком, потому что он сам двигаться не мог. Мы немного проползли, метров 30 – и я получил первое ранение. Пуля прилетела в руку правую – отбила палец, повредила ладонь. Вскрыла все. Рука не функционировала нормально. Я себе наложил турникет, и мы продолжили эвакуировать побратима. Как оказалось, около часа прошло, как мы эвакуировали раненого, а нам казалось, что проходят минуты.
Потом одна пуля мне прилетела в шлем, но не зацепила. Только слегка черкнула кожу на голове. Я лег и понял, что по мне стреляют прицельно. Отполз с линии огневого контакта и мне прилетает уже в другую руку. Это уже было тяжелое ранение. Пуля перебила полностью кость, артерию, прошла в корпусе, вылетела.
– Сколько длилось это сражение?
– Суммарно бой длился 6 часов. К тому моменту, как нас было трое, "Сократ", который был цел, полез искать выход, а там уже были орки. Они его застрелили, взяли его рацию и сказали, что "всех 300-х мы добили, нет уже вашего "Сократа". Наши это услышали и поняли, что мы погибли.
– 6 часов вы маленькой группой против орды, которая выпускала на вас все, что у них было, держались и пытались эвакуироваться, отстреливаться?
– Мы пытались стрелять по минимуму, чтобы не демаскировать свои позиции, но время от времени нужно было.
– Два дня в открытой местности вы пробыли один на один со своей травмой?
– Это было тяжело. Днем очень жарко, ночью я замерзал. На мне была футболка, китель и брюки. Ночи были очень холодные.
Единственным спасением было то, что мозг понимал, что надо двигаться и включал мне галлюцинации – и я начинал ползать за своими мальчишками, которые мне казались. Мне казалось, что за мной приехала машина, и я за ней начинал ползти, долго добирался туда, потом машина куда-то исчезала, и я не мог понять, что происходит. Ложился спать, просыпаюсь – и машина уже в другом месте. Так я согревался.
– А была возможность какой-то медпомощи, кроме турникетов? Ведь у вас были тяжелые ранения.
– Сам себе я не смог бы оказать помощь. Уже когда окончательно решил, что буду жить и держаться, чтобы выбраться к своим или ждать эвакуации – потому что перед этим думал, что погибну, ведь состояние было тяжелое и добраться до своих было бы крайне сложно. Думал погибну, а потом нет, решил, буду бороться.
Оценил свои ранения и решил, что правая рука уже не нуждалась в турникете, ведь прошло много времени. Так что зубами отпустил турникет, потому что без обеих рук остаться не хотелось. За левую руку я понимал, что ее потерял. Рана со стороны левой руки была, потому что когда я начинал двигаться – чувствовал, что по корпусу течет кровь. Но в тех условиях ничего поделать не мог, потому что все снаряжение осталось где-то там. Бронежилет с меня сняли, чтобы легче было эвакуировать. И при себе ничего не было. А правая рука не функционировала. Турникет на левой руке, с одной стороны, сыграл роль, затем началась гангрена и в результате – ампутация. А с другой стороны, я бы истек кровью еще на поле и погиб.
– А была возможность чем-то питаться?
– Я думал, что буду находить каких-нибудь жуков, муравьев, но там не было вообще ничего. Из живого был только я. Воду нашел – это была лужа. Она меня выручила. Тухлая вода с отвратительным запахом, и белая пена сверху. Зеленая. Просто болотная вода. Но от ее наличия все-таки я выжил. Сначала не хотел ее пить, думал, будет отравление. А потом подумал, что от обезвоживания (а оно было) я погибну быстрее, чем от отравления. Поэтому меня спасла лужа.
Сил становилось меньше. Я понимал, где я территориально, но не было сил двигаться туда.
– Телефона у вас тоже не было с собой?
– Телефон остался у погибшего "Сократа". Я отдал ему и сказал, мол, звони жене и говори, что я погиб. Пусть простит, хоть я и обещал вернуться. Хорошо, что он тогда не позвонил. Он мне сказал: "Приедешь домой и сам скажешь".
– О чем вы думали в течение двух дней?
– Пытался настроить ментальную связь со своими ребятами. Говорил им: "Приходите, ищите меня, я здесь, в этом месте. Ищите. Потому что мне недолго осталось. Я и так держусь из последних сил". Если бы не было воли к жизни, то погиб бы еще в первый день.
– А обращались ли ментально к своей семье?
– Больше всего думал о них, когда принимал решение, что буду умирать. Еще в первый день, когда решил, что буду умирать – улегся, закрыл глаза, и так легко стало. Пить не хочется. Ничего не болит. Всё нормально. Думаю, ну все, здесь погибну. Но больше всего тогда думал о них. Потому что кто меня здесь найдет? Никто. Буду без вести пропавшим. А потом когда-нибудь, возможно, найдут, – это будет хорошо. А если найдут не наши силы, а враг, то вообще беда. Мне было их жалко. И я думал о том, насколько им было тяжело. В тот момент я сильно думал о них. Это меня мотивировало жить. Я решил, что умирать не буду. А буду держаться до последнего. Вопрос семьи для меня был болезненным, потому что за себя я не волновался. Я уже давно готов был к тому, что могу погибнуть. У меня такая работа. Мне было жалко их. Я очень домашний человек. У нас важные родственные связи.
– А жалели в такие моменты о чем-то, чего не сделали?
– Не было такого, как говорится, что вся жизнь перед глазами. Настолько тяжелое состояние, силы никакой, зрение уже плохое, ты не можешь двигаться, ни координации, ничего... Такое впечатление, что состояние, как во время очень сильного алкогольного опьянения. И мысли были размыты.
– Два дня сплошного ада, и потом вас нашли десантники. Опишите встречу.
– Этих прекрасных и очаровательных парней я сначала воспринял русскими и наговорил на них много плохих вещей. Извините меня, пожалуйста.
Держался из последних сил. Думал, что прошло четыре дня. Состояние было очень тяжелое. Думал, что еще ночь продержусь и все. И тут слышу какое-то движение. А я лежу траве у этой лужицы. Слышу движение, приподнимаю голову и вижу, что спускается группа из шести человек с оружием. У каждого. И я думаю, что все – россияне пришли. Нормально я их не видел. Они были далеко, а я старался не маячить головой. Лег назад и думаю: терпел, терпел, чтобы сейчас пришли орки и добили меня, а если поиздеваются, то вообще "шикарно" будет. А при мне ничего нет. Только нож. И тот я не мог использовать из-за ранения руки. И себе ничего не мог сделать, потому что в плен не хотел сдаваться. И они подходят, а я думаю, может, хоть в траву спрячусь. Ложусь. Пробую не двигаться. Форма хорошая. Камуфляж действенный. Может, не увидят. Но было невозможно меня не увидеть. 20 метров проход и все вытоптано. Потому что я там ползал два дня.
– Вы по маленькому кругу ползали?
– Ночные галлюцинации. Как будто приехали ребята мои и сказали, что привезли теплый чай, кока-колу и энергетик. И я думаю: ого… глюкоза, сейчас буду греться, у меня энергия появится. Но они мне говорят: чая не дадим, перенеси пулеметы. Я словно беру в левую руку, которая уже окоченела, распухла, пулемет, и начинаю ползти в другую сторону. И так всю ночь ползал. Я сейчас понимаю, что так грелся, а в тот момент зарабатывал теплый зеленый чай.
Возвращаясь к тому, как нашли: лежу в траве и думаю, что меня не заметят. Проходит секунд 15 и слышу: "Ты кто?". Лежу и думаю: "Мастер маскировки. Кто… Спрятался в траве один". Лежу и не встаю. Проходит еще немного времени, снова: "Кто такой?". Я встаю на локоть, поднимаю голову и говорю: "Дима Финашин, кто…". Наводящий на меня автомат, это был Максим (Максим Бугуль, десантник 80-й десантной бригады), смотрит, что я уже не боевая единица и спрашивает: "Чей будешь?". А я лежу, смотрю на него – а там штаны пиксель ВСУ – и я думаю "йомайо", поднимаю глаза, а они все насколько реалистичны... Потому что когда мне мои ребята виднелись – они были размыты. А эти прямо подлинные. Настоящие живые люди. Я так был счастлив! И я понимаю, что пришли наши ребята. Я бы плакал, будь у меня силы. Честное слово. Говорю им: "Я из Нацгвардии". Макс спрашивает: "Что ты здесь делаешь из Нацгвардии?" Макс сказал: “Я с тобой, ты не переживай. Мы из 80-й бригады свои. Мы тебя не оставим. Эвакуируем тебя, потом пойдем и будем выполнять свою работу. Все будет хорошо". Говорит: "Я с тобой оставлю парня, а сами пойдем в разведку".
Максим Бугель: "Местность была тернистая. Много кустов, деревьев. Мы прошли из одного леска в другой, буквально пару метров. Здесь бац! – сидит какое-то "тело" в кустах. Я подумал, что это россиянин. Смотрю, без оружия, по форме сначала не узнал, что это украинская форма, сначала к нему на русском заговорил, спросил, какое подразделение, потом понял, что это наш парень.
Мы подошли, посмотрели, что у него сильно перетянут турникет и уже долго. Поискали воды. Дали еду. Мои ребята стали оказывать помощь. Где-то со стороны начал работать танк. Я со своим бойцом пошел, чтобы обнаружить тот танк.
Ребята нашли спальник в кустах русский и приступили к эвакуации. Он был в сознании, рассказывал ситуацию, как здесь оказался. Я у него взял номер телефона жены и говорю, позвоню, как только мы тебя вынесем. Затем мы скачали его в спальный мешок тот. Пробовали тянуть, но там изранено было, глина, и он в 300 метрах порвался. Мы думали, как лучше эвакуировать. Ведь сами были нагружены (оружие, бронежилеты, каски). Поэтому решили снять ремни с автоматов, и так сделали рамку для переноски.
– Я был счастлив в тот момент. Потому что все галлюцинации, которые были... ребята говорили, что они здесь на смене до 8 вечера, а потом меня заберут в госпиталь. Я сказал, что хорошо. Ложусь спать, просыпаюсь – а уже никого нет.
Думаю, сейчас эти в разведку пойдут и не вернутся. Но эти остались. Вовка остался. Он погиб недавно, к сожалению, во время рейда в Харьковской области. Прекрасный мужчина. Все ушли. А он остался и смотрит на меня. Молчим. Он смотрит и говорит: "Я Вовка", - "А я Дима". Он меня спрашивает: "Ты голоден?". Говорю: "Голодный". Так что он меня вафелькой кормил.
Потом, когда Макс пришел, они уложили меня в мешок и начали нести. И я понимаю, что все, я спасен. У меня было столь приподнятое настроение. Адреналин бьет. Я с ребятами общаюсь. Они говорят: "Ты какой-то ненормальный".
– О чем говорили в процессе эвакуации?
– Мы с ними знакомились. Они говорили, кто и что. Там еще был классный "Тигра", это позывной. Он нес меня в ногах. И у нас был зрительный контакт.
– Зеленый чай был?
– Был, но в госпитале. А так было не до чая. Чайные церемонии перенесли на потом. Потому что были сильные обстрелы, и ребята думали, как меня поскорее забрать.
– Как отреагировали ваши побратимы, когда увидели вас?
– Сначала меня привезли в Яковлевку. Там была 128-я бригада. Все были очень рады. Там выходят "Док" и "Поляк" и говорят: "Фин? Жив?" Не хило. Один из тех, кто меня выносил, побежал вперед позвать на помощь. И они не знали, кто там. Приходят – а это я…. Они были очень удивлены. Я был просто рад. Лежал улыбался. Всех любил в тот момент. Всем поцелуйчики раздавал.
– А когда жене позвонили? И что жена знала на тот момент о вас? Ей сообщили уже?
– К счастью, ей ничего не сообщили. Она понимала, что что-то не то. Звонила нашим ребятам, но не было связи. Она ничего не знала. И это хорошо.
Я старался хоть какое-то словцо бросить. Обычно пишу. А когда идем туда, где очень рискованно и могу не вернуться, то я короткое слово мог бросить "всех люблю". И тогда перед выходом написал "люблю". Все. Подумал, что когда-нибудь придет. Когда пришло это слово, она насторожилась.
Меня увезли в Бахмут в госпиталь. Там уже были наши ребята. Им сообщили, что я жив. Они прилетели туда. Напарник мой ругать начал меня, типа "вот такой... полез туда", но потом "да все молодец, живой...". Они не ожидали. Реально уже все морально похоронили. Хотели идти забирать. Искали. Планировали, но орки набрасывали туда мин, и все думали, что туда вошли они.
И как раз этот напарник дал мне телефон, говорит с женой. И я слышу по голосу, что она себе что-то знает. Первым делом сказал, что жив. Жив, и меня нашли. Она "Где нашли?", ничего не может понять. Я потом сказал, что не будет руки и пальца на правой руке. Она: "Да что ты, не в руках счастье. Жив – и это главное".
– То, что с вами произошло, – как вы для себя определяете?
– Достаточно серьезное испытание на выдержку, характер. Это урок. Сменить ничего не получится.
– Что бы вы хотели порекомендовать тем, кто может оказаться в подобной ситуации?
– Ни в коем случае нельзя сдаваться, падать духом. Надо держаться за жизнь. Бороться до последнего, как в бою, так и в подобных ситуациях. Надо давать отпор и врагу, и смерти. Ты должен держаться. И все получится. Погибнуть – это самый легкий путь. А выдержать – это нужно обладать характером и обладать устойчивостью.
– Как вы относитесь к россии?
– Достаточно риторический вопрос. Я желаю им как можно быстрее распасться на субъекты федерации. И пусть живут спокойно, счастливо. И зачем им та диктатура? Что хорошего в авторитарном режиме?
– То есть у вас нет ненависти к россии?
– Есть, конечно, я их ненавижу. Я хотел бы быть уголовным органом, который будет искать всех виновных в войне и привлекать к ответственности.
– Вы верите в нашу победу?
– Конечно. Я не верю в наше поражение. Этого не может быть. Победа неизбежна. У нас нет иного выбора. У меня нет ни одного сценария, как бы мы могли капитулировать или проиграть. Нет. Как бы они ни применяли ядерное оружие, предсмертные конвульсии их не спасут. Они не смогут выиграть. Мы будем становиться сильнее. Сейчас мы их отразим. А потом будем развиваться. Становиться сильнее. А они слабее.
Поддержите журналистов "5 канала" на передовой.
Вносите свой вклад в победу – поддерживайте ВСУ.
Главные новости дня без спама и рекламы! Друзья, подписывайтесь на "5 канал" в Telegram. Минута – и вы в курсе событий.