О комбате Фокине
– Мой позывной Фока, Владимир Фокин, командир 1-го штурмового батальона 3-й отдельной штурмовой бригады, киевлянин. С 2015 года участвовал в АТО. С 15 по конец 17, потом уволился из рядов Национальной гвардии Украины и 24.02.2022 вновь стал в строй солдатом, продолжил службу нашему государству. Сейчас находимся на Харьковском направлении, это район населенного пункта Боровая, более точно не будем вдаваться в подробности. Стоим сейчас, держим оборону, производим штурмовые действия.
Какая ситуация в Харьковской области
– Есть ли сейчас угроза Харьковщине? Учитывая, что сейчас на слуху больше других регионов, в том числе Покровское направление, Курщина, это понятно. Что по Харьковщине скажете?
– Ну, у врага действительно хватает и резервов, и ресурсов, и боеприпасов, и вооружения, для того, чтобы иметь возможность давить на нескольких направлениях. Безусловно, горячая ситуация у нас на Покровске, Покровск-Мирноград – это 100%, учитывая, как там Новоградовку быстро мы сдали, и как довольно быстро до Селидова дошли россияне. Однако и в Харьковской области есть угроза. Опять же, это населенный пункт Песчаное, это севернее полосы 3-й штурмовой бригады, где враг имеет успех, завладел населенным пунктом, продолжает продвигаться в сторону реки Оскол левого берега. Как мы ранее говорили, что враг все же имеет целью захватить населенный пункт Боровая, стать по левому берегу реки Оскол, перейти и к обороне и освободить большое количество сил и средств, которые сейчас необходимы ему, чтобы держать оборону. И, в конце концов, там и дорога на Купянск им откроется еще с одного фланга, ну и в целом, опять же, эти резервы можно будет применить на других направлениях.
– Давайте будем больше говорить о ситуации в целом в стране, потому что по направлениям мы понимаем, что ситуация меняется раз за разом, и пока мы с вами поговорим, смонтируем, уже, возможно, все будет совсем иначе.
– Сто процентов.
– В одном из интервью ваших, вот я посмотрела, там было заглавие, даже не заглавие, а на обертке было написано "Я должен своей стране", как-то так было написано. То, что вы сейчас на войне, как вы это объясняете?
– Это моя гражданская позиция, это мой собственный сознательный выбор, что я с 15-го года, вообще, с 14-го, возможность получил только в 15-м, в ряды Национальной гвардии попасть, фактически, как я всегда говорю, меня страну любить не надо учить, я ее и так люблю, фактически и горжусь тем, что я - украинец и тем, что живу в Украине. Поэтому мой выбор, мне не надо было объяснять, что там надо государство оборонять, там кто-то, враг, пришел и так далее. Фактически, это моя гражданская позиция такая.
– Можно ли любить государство и не воевать за него?
– На самом деле я считаю, что да, но тогда надо очень много делать, если мы говорим о ситуации с войной, в тылу. А не так, что я люблю Украину, пью кофе и жду, пока военные наведут порядок.
– Например?
– К примеру, опять же, если ты не вхож, скажем так, условно, в КГГА, там Верховную Раду, без вопросов создавайте общественные организации, проявляйте общественные инициативы, собрания. Кто-то говорит "Да от меня ничего не зависит", но опять же, между 17 и 22 годом, я также пытался активно заниматься общественной деятельностью. У нас общественная организация своя была "Союз ветеранов АТО Подольского района" и мы там пытались всеми методами, силами и средствами, как у нас говорят военные, отстаивать права все-таки ветеранов.
Да, Министерство ветеранов не очень нам в этом, к сожалению, помогало, но, опять же, объединяясь с другими общественными организациями, которые имели общую с нами цель, все же, общие ценности, и смотрели в одном направлении, один вектор движения. У нас удавалось и КГГА, как у нас там говорили, "качать", там выбивать что-то для ветеранов, фактически все удавалось при всем, что заинтересованных, активных людей было очень мало на самом деле. То есть фактически большинство людей было аморфно, просто приходили, знаете, там, ну что там, где моя земля, вы там выбили мне землю, выбили мне там квартиру, дом, еще что-то, а для этого фактически ничего не делали. Вот, а мы выбрали более такую активную позицию, ездили на КГГА на собрания разные, с комитетами разными встречались, с другими общественными организациями, и имел определенный успех на самом деле.
О военных в политике
– Сейчас, учитывая состоявшиеся в сентябре кадры и перестановки, назначили нового министра ветеранов. Я увидела, что вы у себя в Инстаграмме опубликовали сторис, наверное, чтобы долго не держалось оно, и не очень положительно вы высказались по поводу того, что такое ведомство и такое министерство возглавляет человек, мы так понимаем, без военного опыта. И это, на самом деле, не редко такие мысли я слышу, в частности, от ребят. И недавно был опрос и говорили о том, что 70% украинцев говорят о том, что они хотят, чтобы военные зашли в политику. Но почему-то военные не заходят. То ли их туда не пускают, то ли они сами не хотят?
– Военные не заходят в политику, потому что военные сейчас воюют. Поэтому, как бы не заходят, это во-первых. Во-вторых, на самом деле я за себя могу сказать, когда я в 17-м в конце решил с 18 года уволиться из армии, я не видел там себя в какой-нибудь политике или еще где-то. Я смотрю, все, страна не хочет победы в АТО, скажем так, возвращать земли не хочет, ее устраивает полностью состояние дел, которое у нас было, а я пришел именно освобождать наши земли. То есть я пришел на войну воевать, выгонять оккупантов, тогда это были сепаратисты. И если я вижу, что стране это не нужно, то мне одному просто сидеть в окопе, человеке, который себя военным по жизни не считал и не считает, на самом деле. И было принято решение уволиться. По поводу Министерства ветеранов я считаю, что это министерство должен возглавлять ветеран. Непосредственно на должность министра, например, по делам ветеранов должны выбирать сами ветераны. Потому что между собой военные друг о друге знают очень много – где воевал, кто где и как служил, у кого какой послужной список. И это позволит избежать опять же такого искусственной постановки какого-нибудь лица, которое будет просто устраивать кого-то там сверху. Если так будет, будет здорово. Как мы видим, так у нас не получилось. Опять же, кроме председателя этого органа фактически все управление должно быть, я считаю, в руках ветеранов. Опять же добавлю, давайте честно, открыто, что у нас действительно на фронте были, есть и будут, и воюют, и юристы, бизнесмены, некоторые политики, журналисты. Просто цвет нации действительно, и не только в духовном, но и в разумном понимании этого слова. То есть достаточно умные, достаточно сообразительные, образованные люди. Почему нет? То есть так я соглашаюсь, а Министерство ветеранов, которое оно сейчас, – это просто мыльный пузырь, на самом деле, мое мнение.
– Просто понимаете, военные, по-моему, военные – это очень о справедливости. И я просто не уверена, что у нас политика о справедливости. И, возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что даже если военный зайдет в политику, он может столкнуться с этой системой. Вы же человек войны, вы знаете, что такое армия, глобальная машина и он тоже может там сломаться, или не сделать того, что он себе запланировал?
– Думаю, что больше, скорее всего, не военный сломается, один попадет в политику, а военного система сломает. На самом деле, вот я помню, 15 лет, первый раз я приехал в отпуск, это лето, кажется, или конец лета, как раз у нас сделали Национальную полицию, эту новую, знаете? Я был в шоке, потому что меня высаживают, я сам попросил автобус и ехал рейсовый, вдали от дома, и просто с рюкзаком хотел пройтись, а по ночному Киеву. Во-первых, автомобилей с полицией, ну, миллион там, ну, очень много, они все курсируют, каждый второй автомобиль останавливается, говорят: "Добрый вечер, у вас все хорошо?", а у меня флешбеки из прошлой, от милиции еще, скажем так, а они все такие вежливые, вежливые и приятные, "Может вас подвезти? Может вам чем-нибудь помочь?". Мне было очень приятно. Забегаю вперед, когда там ребята шли и увольнялись из рядов полка, некоторые все-таки устраивались в Национальную полицию с целью поддержать эти изменения, все уволились. То есть все равно, через год-полтора система опять же создалась, которую там пытались разрушить, скажем так, уничтожить, она все же снова создалась, снова полицейские должны были за свой счет машины там ремонтировать, заправлять там, прочее. Ну все, система снова встала на свои рельсы и продолжила, скажем так, переминать, просто уничтожать всех, кто попадал с другими взглядами.
– А что бы вы сейчас в первую очередь изменили в системе, вот если бы вы, ну, представим, пофантазируем, у вас есть полномочия, что бы вы, в первую очередь, изменили в нашем государстве? В политике.
– Я бы в политику не пошел. Это, извините, но иначе, как проституция, я не назову, в нашей стране. И в самом деле за границей тоже, даже взять Америку, что за кулуарами, кто как с кем договаривается, туда и такое. Мог ли я себя увидеть как кадрового военного? Возможно, опять же. Но там нужно очень много условий и даже если бы я стал, там, условно верховным главнокомандующим, это нужно на самом деле опять же, большая команда. Потому что фактически у тебя будут сидеть все те же генералы-полковники, которые точно так же будут тебе делать отсюда все хорошо, а ты один, ну, не проконтролируешь это. Опять же, нужна команда, которая будет так же мыслить как ты и двигаться в том же направлении и помогать друг другу.
Почему генералы получают награды
– Часто ли у нас так бывает, что генералы незаслуженно получают какие-то награды, например, а ребята, которые действительно воевали, действительно имеют заслуги, или должны выбивать эти награды или их командиры должны выбивать этим ребятам, обычным пехотинцам, а генералы, какие-то военные чиновники, они просто получают это без проблем и земельные участки, и награды, и все. Есть ли это сейчас в стране?
– Да, конечно, есть, как этого может не быть, если мы так жили 30 лет, что должно измениться за год-два времени? Конечно ничего. Больше меня возмущает, когда награды, боевые награды, получают какие-то тыловые части, которые фактически к боевым действиям прямого отношения не имеют. Да, они могут что-то обеспечивать, но по факту, вот я вижу, опять же, и в ВСП, и в других подразделениях, которые находятся в Киеве, ну, никуда не уезжают, а если уезжают, то это максимум Краматорск, какие-то даже пусть не очень высокого уровня награды, там, золотые кресты, стальные кресты, но это боевые награды. То есть, у нас почему-то, к сожалению, до сих пор не сделали разграничения. То есть фактически боевая награда для условного пехотинца, командира отделения, взвода, роты, то есть, боевого управления, это тоже отдельное на самом деле звено, от каких-то тыловых должностей. Почему? Не знаю, опять же. У нас ребята до сих пор ждут награды за Авдеевку. Многие за Андреевку еще не получали награды, хотя мы их подавали. Поэтому здесь порядок тоже было бы неплохо навести, на самом деле.
Какая зарплата у комбата
– Какая причина, вот, например, что не получают за Авдеевку или Андреевку, там очередь?
– На самом деле не знаю. Это ведь фактически, вы понимаете, это представление пишет, там, командир взвода, командир роты, командир батальона. Вот,как у нас это работает: мы собираем, например, есть первая штурмовая рота. Все, она там выполнила какую-то боевую задачу, выполнила хорошо. И я понимаю, что ребята, там есть достойные награды, например, девушки. Я обращаюсь к командиру роты, говорю все, вот там список, давай людей, которых ты хочешь отметить. Он готовит список. И потом мы общаемся с каждым в отдельности. То есть боец, которого должны наградить или подать еще на награждение, его командир взвода и командир роты. И мы принимаем коллегиальное решение, в конце я это там визирую, даю добро или нет и фактически придем на бригаду. Бригада придет на корпус и так далее до бесконечности. Затем командование Сухопутных войск, Генеральный штаб, может, там еще президент должен что-то подписать и где там все бумаги теряются, кто там ставит на паузу, не знаю, честно говоря. Но, ну проблема такая есть, конечно. Опять же, кто бы еще ни говорил, а почему ты не видишь себя кадровым военным? Я – командир батальона, у меня зарплата 32500 гривен. У меня в подчинении, не скажу, сколько точно – государственная тайна, но много-много, очень много сотен людей, вооружения и техники. Кто-то говорит, ну ты же за деньги воюешь. Воюю – это не за деньги и первые три месяца мы погибали, получали ранения, мы не были даже оформлены. И зарплату мы не получали, и никому это не мешало на самом деле. Однако у нас есть семьи. Окей, война закончилась нашей победой, дальше остаешься военным, фактически у тебя нет чего? Правильно – премии, у тебя остается голая зарплата, там она не совсем голая, это не так, но в общей сложности получаешь 32 500. У тебя в подчинении многие сотни людей, вооружения, техники, боевой, другой, матобеспечения, ну просто... Рабочий график у тебя 24 на 7, 7 дней в неделю. Там нет такого, что с 9 до 6 вечера, это так не работает на самом деле у командиров батальонов и рот, так точно. Вот, это даже, если я говорю, нет войны. Все. У нас зарплатная сетка, там, 1-0 коэффициент, хотя там в ДШУ, там 1,3, насколько я знаю. Вот я, как командир батальона, получаю 32 500, а просто ССОшник, которого сейчас точно так же мобилизуют, как у наших ребят, просто солдат получает там 32 тысячи. Солдат. Ну, потому опять же. Я себе лично не вижу перспектив служить и отдавать полностью себя, всю жизнь за 32 500 гривен в месяц. Ну, на самом деле… С такой ответственностью. Проблема ли это? Проблема. Обещали ли нам ее решить еще год назад? Обещали. Потому что мы штурмовая бригада, а это что-то в нашей стране новое и мы – не тэрэлшники, но и не дэшэвшники, но и не сэсэошники. Ну, а кто мы? Вы штурмовая бригада. А что вас по окладу? Ну, будет самый маленький и все. Ну, все так и живем, в принципе. Устраивает? Устраивает, нормально.
– А вы на что тратите 32 тысячи гривен ваших?
– 32 тысячи. На самом деле, у меня уже все есть. Все, что я мог только мечтать по снаряжению, я уже себе приобрел или мне на день рождения подарили друзья, побратимы мои или родные. Поэтому 32 тысячи фактически у меня на аренду жилья, потому что жилье мы себе арендуем, чаще всего, коммунальные услуги, поесть, попить, заправить автомобиль, его поремонтировать, обслужить. В принципе, мне зарплаты на самом деле хватает. Фактически всю премию, которую я получаю, я стараюсь откладывать, потому что я понимаю, что когда опять же будет или замораживание конфликта, договоренности какие-то победы, прекращение войны, что бы ни было, все. Военный, как я в 17-м уже один раз на себе почувствовал, ты никому не нужен. Более того, ты еще потом попробуй на работу иди устройся, потому что ты какой-то ПТСР-щик там, еще какой-то не такой, нервный, неустойчивый.
– Еще говорят, контуженый.
– Контуженный, ну, контуженный. Я не знаю военного, не контуженого, пришедшего из пехоты из нормальной части. Все они контужены, я в том числе и не раз. Опять же, это ведь не обычно.
– Просто у нас в обществе такой негативный окрас. Знаете, как контуженный, ну, это все.
– Люди даже не знают, что такая акубаротравма, что это контузия, как она влияет. В действительности больше влияет не контузия, а посттравматический синдром. Это, как вы сказали, повышенное чувство справедливости, всего прочего. Это могут быть вопросы, но опять же это государство должно было уже два года думать, что потом с нами делать. Как в Израиле, отправляешься на боевые действия, фактически ты выполняешь поставленную боевую задачу, выходишь из зоны боевых действий, первое: у тебя сразу медосмотр. Если ты реально, они же знают, участвовал ли в боевых действиях, что там у кого взрывалось или не взрывалось, если есть какие-то сомнения, то сразу, ложишься сразу в больницу. Причем это ты не больной, это не психически больной, с тобой все нормально, просто ты ложишься на реабилитацию на время в больницу. С тобой работают врачи, очень хорошее отношение, все классно работает, смотрят все, ты готов, выходить там, условно, в социум, с тобой все хорошо. Все, парень, друг, давай иди домой, вопросов нет. У нас что? Человек нужен в нашей стране, пока он воюет. Оторвало ногу, оторвало руку, потерял здоровье, в лучшем случае – большое уважение, благодарность и низкий поклон волонтерам, вот волонтеры еще могут помочь через свои каналы, через своих знакомых, все. В основном, в принципе, ты ведь на самом деле государству не очень-то нужен. Потому что опять-таки пользы больше с тебя нет.
Обижен ли Фокин на государство?
– Вы обижены на государство сейчас?
– На государство нет. Смотрите, так наверняка не можешь говорить и многие меня не поймут, но даже с ребятами в подразделении 99% соглашаются, такого же мнения. Смотришь, например, на меня, на вас, еще на кого-то, о, нормально, адекватный человек, все, классно, мотивированный, добрый. А как собираемся в один народ, скажем так, не выходит, не знаю. Или мы просто привыкли быть очень терпеливым и избегать ответственности за свои действия и бездействие. На самом деле не знаю, с чем это связано. Но за это, конечно, болит. А за власть? Так мы ее действительно сами выбираем. Не мы выбираем, тогда должны что-то делать, чтобы она была лучше. Не можем улучшить ту власть, которая у нас есть – давайте тогда что-то менять, но опять же самое начало – начинать с себя, потому что мы очень часто почему-то забываем о чем-то требовать от себя, какого-то уровня знаний, навыков, или что, а сразу стараемся от кого-то чего-то ожидать, требовать. Единственное, над чем я размышлял уже очень давно, чем бы я хотел реально заниматься в политике, это Министерство молодежи и спорта. Вот возможно это, реально так, ты был бы причастен ко всем там кружкам, всем бассейнам, стадионам, и ты мог бы реально влиять на их развитие, на развитие тренерского состава, профессиональности подхода к воспитанию детей, а дети – это наше будущее. И непосредственно ты причастен к воспитанию детей как нашего будущего, будущего нашей страны. Это интересно на самом деле.
О патриотическом воспитании молодежи
– А как нынешнее воспитание молодежи происходит? Что не так, а что так?
– По-моему, все-таки не так работает, как, например, даже работало, когда я был ребенком, подростком, когда спортом занимался. То есть, фактически сейчас, вот прям бесплатного кружка, качественного, они есть, вот сказать, что их нет? Нет, они есть, но надо очень-очень-очень поискать. Это, во-первых. Во-вторых, все же можно повышать уровень качества преподавания тех или иных дисциплин непосредственно в кружках, создавать лучшие условия. А что самое важное? Доносить, мотивировать и пропагандировать то, что это важно, то, что родители, берите детей, приводите, даже если там кому-то, знаете, там мамочка какая-то, о, я лучше на диване, например, полежу там, чем ребенка куда-нибудь поведу, поэтому что это опять-таки работа, понимаете? Сколько времени и сил на это надо, надо еще родителей готовить, что это обязательно и ребенок же будет сильно иначе расти и развиваться. На самом деле, если он занимается спортом или не занимается спортом. Для детей, конечно, лучше физкультура, а не спорт, скажем так, если мы говорим о здоровье физическом и ментальном, то лучше, конечно, физкультура. Ну, спорт – это уже спортсмены, ты понимаешь, на какие риски там ребенок может и пойти, его здоровье и все такое. Это другая совсем история, профессиональный и спорт – это немного другое. Поэтому, ну это было бы реально мне интересно, на самом деле.
– Патриотическое воспитание на каком уровне у нас сейчас? Как считаете, вся ли молодежь знает достаточно о войне, о том, что происходит? Помните, все эти опросы такие – назовите Героев Украины? Люди ведь не знают, назовите, что происходит в каком-то месте, они тоже не знают.
– Окей, здесь я мог бы большую зраду развести, но зраду разводить не будем. Смотрел эти видео, о которых вы говорите, опять же, давайте тогда поговорим про ваш полк, параллель просто проведем. Все такие "о, они такие патриоты, националисты, так любят Украину". Стоп, стоп, стоп, так вы посмотрите поглубже. Фактически, есть человек, в этом случае это Андрей Евгеньевич Белецкий, рядом с которым были побратимы, еще долго-долго до полка формировали различные националистические движения. Фактически они на себя сваливали определенную обязанность, определенную работу государства. То есть, фактически это патриотическое воспитание. Большое количество было разных организаций, больших и не очень, "Патриоты Украины", "Белый Молот", их много на самом деле было разных по количеству людей. Но когда государство пилило условные заводы, оставшиеся еще после Советского Союза и о патриотическом воспитании, допризывной подготовки юношей и про другие дисциплины никто вообще и не думал, то вот там уже зарождался украинский здоровый национализм, где прививалась любовь к нашему государству, к нашей культуре, к нашей истории. Затем в полку уже Хорунжая служба организовывалась. Сколько было лет вложено в эту молодежь, сколько лет ее готовили, что она стала потом сознательнее, скажем так, и уже собралась, в этом случае, мы говорим про полк. Теперь вопрос к государству - "А где же ваши программы по патриотическому воспитанию?"
– Есть ли они сейчас? Вот у нас третий год полномасштабной войны, сейчас есть эти программы?
– На самом деле, мне сейчас тяжело давать ответ на этот вопрос, потому что я на войне, а что творится у меня в тылу на самом деле, к сожалению, мало интересуюсь. Вот, если честно, в плане образования так точно, об образовательных программах разных, как проходят реформы или не приходят, их отсутствие. Но я помню, 21-й, 20 год, когда мы ездили по школам в одиночку, то фактически это все было, за наш счет, по нашей инициативе, наше время, наши силы, иногда благодарили, иногда не благодарили. Инструменты, разные макеты, все, что у нас было, мы брали с собой и ездили по школам. Но опять же, кто-то за это получает деньги, кто где-то работает на какой-то должности и получает средства. У нас свои работы, у нас свои семьи, у нас своя зона ответственности, но просто по зову сердца мы ездили по учебным заведениям. Сейчас это нужно уже делать профессионально, на уровне государства и, как вы говорили правильно, настоящую историю, настоящую любовь, вот чем дети могут гордиться в своей стране, какими выдающимися лицами, какими достижениями разными, так это же надо садик, школа, институты , университеты, колледжи. И почему именно, я уверен, что это начало, потому что все же мы взрослые, ну это, еще совковщина, скажем так, знаете, то есть фактически, мы, правильный темп, как родители так, всей Украины, нам очень будет трудно реально задать молодежи, потому что еще "мы же братья" там, ну это же все присутствует до сих пор. И это искоренится не через один десяток лет. Надо, чтобы несколько поколений сменилось.
Чему нужно научиться у россии?
– Просто знаете, в этом контексте мы так смеемся над российской федерацией, когда видим их ролики там, где они там детей чему-то учат, у них там патриотическое воспитание. Ну, отбросим то, как у них, если они там вкладывают в головы.
– Да суперкруто! Да суперкруто!
– У них разные нарративы, но сама модель...
– Суперкрутая модель, все суперкруто. Вот, если не знаете, если не знаете, что делать с молодежью – посмотрите на рф. Вот реально. Хотя это враг, это заклятый враг, мой с 14 года, хотя до 14 я такой, мы же братья, и фамилию у меня Фокин и половина родственников у меня из Донецка, а корни вообще из россии. Но ведь.. Можно долго тыкать пальцами и крутить в виске, "а смотрите, что они делают". А результат? Главное на самом деле результат, детей обучают тактической медицине в школе еще, в школе, в высших учебных заведениях. Это плохо? Нет. Любое ДТП, любое землетрясение, что угодно, все, ребенок, как минимум, в медицине подкован. У тебя появляется сосед, который 24-го просто приезжает к тебе на танках, да опять же ты знаешь медицину, ты знаешь топографию, ты умеешь пользоваться оружием. Почему нет? Ну а почему нет? Патриотическое у них воспитание, все бегают с русскими флажками и георгиевскими лентами, хотя это совершенно разное. Они гордятся своей страной, вот им вбили в голову, что нужно гордиться, вот чем гордиться, вот какая история, даже если она переписана. Для нас это плохо, для условной Германии, Польши, это плохо. Чем же это плохо для населения России? Любовь к Родине плохо? Нет. Тем, что они гордятся "Я русский", да? Круто и это работает. Ребята, если вы не можете предложить что-нибудь лучшее, возьмите хотя бы такую модель и хотя бы такое же, просто повторите, чтобы был бы хоть какой-то результат. А у нас третий год полномасштабная война, сейчас война, вот война закончится, вот тогда заживем, вот война закончится, вот тогда будут реформы, вот война закончится, тогда и образование будет, вот все, когда закончится война. Если она через десять лет не кончится, что тогда? Сейчас нужно проблемы решать. Прямо сейчас. И не откладывать на потом.
О мотивации российских солдат и украинских бойцов
– Все-таки, я вернусь к теме российской федерации, потому что я очень не хочу сейчас комментарии о том, что украинские военные хвалят российскую федерацию. Но смотрите, несмотря на их патриотическое воспитание, то, что они там вкладывают в голову этим детям, мотивация же не появляется у них, они же за что воюют? За любовь к семье?
– А как появляется мотивация? Ладно, окей. Проводим снова две параллели. У нас просто физически действительно закончились люди, которые добровольно шли в армию. Они закончились по нескольким причинам, все причины озвучивать не будем, но на самом деле одна из – когда они видят несправедливое отношение, когда не сдерживаются обещания, опять такое, что ты идешь на войну фактически пожизненно. А если война будет 100 лет? Согласно законодательству, я должен 100 лет служить. Даже при царской россии. Как? А как мне уволиться? То есть, механизма нет. Ну все. Ну и бусификация, как называют. В решении что? В решете круто. Где-то Самара там, какая-то, я не знаю там, где средняя заработная плата 15-20 тысяч рублей, у них сразу ты подписываешь контракт, подъемные – миллион. Вы понимаете, что такое зарплата 15-20, а подъемный миллион? Мотивация? Мотивация. У тебя подъемные от твоего города, от твоего округа, от страны, от президента, там еще от кого-то. То, что они на это соглашаются, то, что они едут с оружием в руках, убивать нас на территории нашего государства, едут насиловать и грабить, это ужасно. Без вопросов. Но вот, ну, работает у них, ну, работает. Ну, едут же. Сколько погибли? Я не буду говорить там, как официально, что там погибло 600 тысяч. Но хороший миллион там погиб, плюс получил достаточно тяжелые ранения. То есть реально фактически прошел ли горло войны на территории Украины. И что? Ну, едут дальше? Уезжают. Трудности с личным составом есть в русской федерации? Нет. Ну, нет у них проблем. Они позволяли себе почти два месяца ежемесячно получать пополнение 350-400-500 человек. Это просто фактически штурмовики. То есть, есть у них проблемы с личными составами, с мотивацией? Нет.
– Это были обученные военные?
– Где-то 70 на 30. 70% – это не обученные военные. Фактически пушечным мясом тоже не назовешь, они понимают, что делать. Хотя некоторые, опять же, с момента мобилизации на территории России до момента попадания в плен или момента гибели уже у нас в окопе, условно 10-12 суток. И у них фактически там от пленных берем, особенно в последнее время, говорю, вот как вас подготовили? 6 суток полигон в России и еще 4 суток в Украине. То есть фактически 10 дней. И они уже воюют, они штурмуют. Смотрите наши нарративы. Луна подготовки. Мало. Я помню эти записи ТРОшники слезливые. "Нас бросили с автоматами на танки". А что ты? Так и нас бросают с автоматами на танки. Да есть противотанкисты, так есть танкисты, так есть авиация, есть расчеты FPV. А что у каждого по "Джавелину" должно быть? Ладно, прилетите FPV-дрон, все будут рассказывать: "А мы все без РЕБа. Вот все". Да, а что, каждому нужна антидроновая пушка? Нет. Ну там же тоже есть система огня и РЭБа, в том числе. Потом два месяца. Теперь у нас два месяца в Украине, два месяца – в Британии. Ты возвращаешься, уже четыре месяца, еще месяц где-то там повышение квалификации на условного гранатометчика или пулеметчика. До этого была луна, они ничего не знали и не умели. Теперь пять месяцев они так же ничего не знают, ничего не умеют. Что изменилось? Ничего не изменилось. Это фактически о проблематике подготовки личного состава мобилизованного. И опять же, а те люди, которые хотят чему-то научиться, они самостоятельно, даже без инструкторов, спокойно осваивают себе военное искусство, пусть без практики, пусть без навыков обращения с оружием, когда уж там память мышечная у них есть. , как это правильно все оперировать Но у них есть понимание, потому что они просто интересуются. Они берут, читают, есть YouTube, миллионы видео, как там из Джавелина стрелять, можно научиться из Стингера, чему хочешь.
– Таких же не подавляющее большинство, наверное?
– Простите, чьи это проблемы? Давайте вот в корень: если вы не умеете накладывать турникет – это проблема президента или ваша? А на поле боя вы получили осколочное ранение.
– Ну да, моя.
– И все. Вот фактически всем бойцам, которые приходят к нам, я вижу, когда они на тренировках так не очень хорошо выкладываются, я их беру, говорю: "Ребята, вы не понимаете, если взять грубо, вот по-советски, так знаете, я – комбат, мне на вас вообще наплевать. Это ваши проблемы. а ранение получит какой-нибудь классный боец, который будет справа или слева от вас, и вы не сможете оказать ему эффективно домедицинскую или первую медицинскую помощь и он погибнет". И вот тогда они включаются, они понимают, что на самом деле цена ошибки или где-то пренебрежение какими-то навыками – это жизнь. И это работает. И если даже кто мне вот когда рассказывает, ну, у нас не было инструктора по медицине. Немногие знают, а в полку с начала даже 15 года вообще инструкторов ни по чему не было. Просто ни по чему не было. Мы учились и так, и ютубу тогда такого не было, миллион видов всего остального, реально сами по каким-то учебникам, по каким-то сайтам. Кто-то уже служил, хотя мог объяснить, что такое автомат. Ну так вот и собрались. Ну так друг друга и учили. Потом приходили новые ребята, учили уже старые, и так опыт передавался. И из РПГ мы стреляли, и там, в друг у друга сзади пламя плести и никто не знал и не подсказывал. Ну, ничего страшного, кто обжегся.
– Это вы. Потому что, ну, условно, когда вылавливают молодого человека в реке, да, и когда его отправляют куда-то там, вы думаете, что у него огромная мотивация смотреть в ютубе ролики о том, как налагать себе турникет? Это же человек бежать хотел и, слава Богу, там, не умер, да? Вот как этим научить? Как им добавить мотивацию?
– Опять же, это работа сержантского состава, немного офицерского, но больше сержантского состава. Это так же как после формирования Третьего штурмового, когда мы еще были ССО Киев, фактически у нас был какой-то небольшой на самом деле костяк, очень небольшой. Приходили новые ребята, мы их просто ассимилировали и все... У нас были действительно мобилизованные "пиджаки", которые военную кафедру пришли. Когда мы формировали бригаду, как это выходит? Генштаб окажется, да, сформирована бригада, условно там в ней 3000 солдат, там 20 офицеров, а им нужно 500 офицеров. Все, просто так вот, "пиджаков" взяли в бригаду. Что они знают, не знают, просто неважно. Офицер, командир взвода, капитан, хотя он не служил ни дня, не знает, как автомат разбирать, прямо на собрание ездил – командир роты там. И вот так вот расставляли. И у нас было несколько очень крутых ребят, ну как ребят – мужчин. Один, к сожалению, погиб, это еще на Бахмутском направлении, друг Марч. Шикарным был мужчина, хотя офицер, и второй, друг Бобер. Он до сих пор у нас в строю. К сожалению, на Андреевке тоже потерял ногу, наступил на ПФМ, сейчас с протезом, но в строю, т.е.
– Вернулся.
– Да, да. Очень крутой мужик, дядя, 52 года, турнику фигачит, извиняюсь, ходит, как все мы общаются, все там, знаете ли, ассимилировался. И все, и вопросов нет, то есть человек или хочет или нет, знаете. Вот нам говорят, мотивация, почему-то, почему нам всем нужна какая-то мотивация. Ты либо хочешь, либо не хочешь. Если ты не хочешь там воевать и убегаешь через реку, а тебя поймали, то убегай второй раз. А если ты уже в военкомат приехал, прошел три учебки полгода и пришел в армию, то, друг, ну ты давай хоть что-то делай. Разумеется, в разных подразделениях по-разному, но у нас проблем нет. Если человек приходит, говорит: "Я хочу научиться" или "Расскажите мне или покажите мне", тем более, что мы это подразделение с нуля полностью формировали и создавали самостоятельно. Самостоятельно FPV-дроны, расчеты, БПЛА, ведь это не страна все учила, это мы сами организовывали. И полностью все-все-все имеющиеся средства обучали людей фактически самостоятельно. Но без вопросов мы научим, какие проблемы?
Сколько времени занимает подготовка штурмовика?
– Сколько времени нужно, чтобы научить штурмовика?
– Смотрите, если есть нормальные условия, то есть фактически как у нас было на Бахмутском направлении, что после того, как человек приходил из учебного центра, мы пытались минимум месяц его держать, то есть, он уже в подразделении, но он не штурмует. Он живет с ребятами, с девчонками, общаются, вместе с ними тренируется. Просто они, например, ездят на позиции, на оборонительное сражение, например, или на штурмовые действия, он еще не ездит. Ездит и только на полигон тренируется. Вот месяц, это человек для позиционной войны, прям, я вам честно говорю, за глаза. Это при том, что она за месяц будет пользоваться приборами ночного видения, тепловизионными приборами, средствами связи, включая разные модели радиостанций. Ну, все что угодно. Он будет знать, как стрелять из автомата, из подствольного гранатомета, бросать гранаты, из РПГ-7 работать, с ПКМ, то есть готов-готов. Чтобы он мог еще и штурмовать, прям уже классно штурмовать – и два месяца. Два месяца – нормальный подход, нормальная программа тренировки. Два месяца – это прямо готовый боец. Все. А сколько он может учиться? Но всю жизнь люди учатся. И я действительно до сих пор учусь, и когда приезжаю на полигон к ребятам, а после каждого боя мы пытаемся сделать выводы, каждый на своем уровне. Если командиры, то это обязательно на уровень ниже, что там творилось. Если я говорю о себе как командире батальона, я всегда беру на два уровня ниже, то есть рота, взвод, что там творилось. И плюс на уровень повыше. Так я очень с удовольствием приезжаю разбирать, когда уже командиры отделения общаются, сержанты взводов, непосредственно о том, как ребята двигались на поле боя, которые принимали решения, вот со своим там файер темой, двойкой, например. И они это показывают. И то, что полезно, то, что мы можем использовать во время будущих боевых задач, так и то, что с этим мы отрабатываем. Мне это любопытно. Опять же никто не знает, что будет через 20 лет. А научить можно. Поэтому вот два месяца – это с хорошей программой подготовки, это классный пехотинец.
– А вы, я человек не военный, а вы в штурмы ходите?
– Нет.
Какие обязанности у комбата?
– Вы управляете?
– У нас есть проблема вообще со звеном управления. У нас очень часто приезжают высокие чины и рассказывают, что здесь нужно отделением куда-то пойти, а здесь – взводом. Так командир бригады не должен думать, куда взводу пойти, это не его вопрос точно, прям 100%. Командир батальона может еще там посоветовать командиру роты, а может, ты там взвод на усиление отправишь? Это вообще на этапе планирования, фактически это больше рекомендации. Все. И мы сейчас стараемся, уже год времени, прийти, что каждый должен выполнять свои обязанности. Командир отделения, командир батальона. Ведь, фактически, если там все такие "О, штурмуют батальон, значит да, два медика, скорее всего комбат, начальник штаба, какие-то командир рот и все штурмовики." У нас есть минометная батарея одна, минометная батарея другая, БПЛА-взвод один – разведывательный, БПЛА-взвод – ударный, БТ-техника, прикомандированные постоянно танки, взвод РЭБа, взвод РЭРа, разведка все-таки другая. И всю эту информацию надо мониторить, обрабатывать и принимать своевременные решения, как при планировании боя, как при подготовке там, когда мы отрабатываем маневры уже на местности, так и непосредственно во время боя. Все. То есть фактически даже когда я был командиром роты, мы уже пытались сделать каким образом, и оно работает? На поле бои у нас присутствуют, если мы вот принимаем штурмовые действия: во-первых, разное количество личных составов может быть привлечено. Если нужно взять блиндаж, это может быть условно два, четыре военнослужащих, может быть восемь, а может быть и взвод. Ну, здесь практически от задачи зависит и условий для выполнения поставленной боевой задачи. Фактически у нас как? На поле боя работают сержанты, взводами по радиостанциям, по радиоэфиру управляют командиры взводов. У каждого командира взвода мы ставим, например, расчет БПЛА, который работает исключительно в его интересах. Командир роты должен просто контролировать, что делает каждый командир взвода. Ну, например, если мы держим сразу взводами, работаем. Как работает бронегруппа, устраивает ли работа, или нет, хотя это действительно командир отделения, командир взвода максимум. Как работает ротное БПЛА и как работает ротный взвод огневого прикрытия, то есть, как работают огневые средства. И если он видит, что чего-то не хватает, например, условно ли автоматический гранатомет не справляется, он держит связь с командиром батальона, например, уже со мной и говорит: да, мне нужен один 120-й миномет, расход такой, поможешь ? Все помогу. Или я ему говорю, например, со 120 минами проблема, но я знаю, что я могу там или со смежным батальоном связь наладить, ну, мы и так поддерживаем, разумеется, попросить его отработать, аналогичное какое-то огневое средство привлечь, обратиться на бригаду отработать средствами старшего начальника. То есть там все, знаете, вот если ротный начнет руководить командирами отделения пехотой, то больше он не будет чего делать. И информацию, которую он не соберет, и никаких выводов он не сделает. И оперативно отреагировать на изменение ситуации, а она там меняется постоянно, в боевой ситуации, он просто не сможет. Потому что он будет думать – один командир роты обо всех пехотинцах вместе. Так же и командир батальона. Езжу на рекон? Так езжу. То есть рельеф – это важно. Смотрю ли позиции? Так смотрю, это делаю либо я, либо главный сержант батальона, либо мы вместе, либо заместитель командира по боевой подготовке. В принципе, все. Если мы берем, например, как у нас была Херсонская операция по освобождению, конечно, командир батальона едет со всеми. Здесь вопросов нет, он не сидит, бог знает, потому что это поисково-рейдовые действия у нас тогда были. Мы не можем знать, какая это будет глубина, где мы встретим сопротивление или не встретим, где мы останемся, какие задачи будут поступать, новые мы будем их получать. Не понятно, там командир батальона конечно идет за личным составом.
О возрасте военных
– Вам 32 года, вы сейчас как считаетесь, как молодой командир?
– Я думаю, что средний.
– Для этой войны?
– Для этой войны, думаю, что тоже средний. Если взять, что с начала полномасштабного вторжения был солдат, а сейчас командир батальона, то это быстро, реально быстро. Если взять просто звание, должность, возраст – это необычно, потому что я лейтенантом стал командиром батальона. Вообще в армии это нереально. Фактически, минимум майор должно быть. Когда-то там где-то капитаном занимал такую должность. То есть майор там же, на комбата немного похож. В ВСУ так было. Когда лейтенант становится командиром батальона, это прикольно на самом деле. Но опять же, как вы говорите, командир и лейтенант, так это, ты заканчиваешь просто учебное заведение военное, и ты выходишь лейтенантом, и ты становишься командиром взвода и тебе там плюс-минус сколько, ну, пусть там 21-22 года, что-нибудь такое.
– Вы сказали, что у вас служит человек, которому 52 года. Вот я хотела поговорить о возрасте. Все-таки война, современная война – это дело молодых? Ваше любимое слово, я знаю, у ваших собратьев "физуха" должно быть, вот все, авантюризм, адреналин. Или все-таки, постарше, там, где уже есть какой-то опыт... Вот кто должен воевать? Это война молодых? Пожилой или средний?
– Если мы хотим победить в этой войне, это война всей страны. Воевать должно так или иначе, быть причастным к боевым действиям к этой войне вся страна.
– Это невозможно, вы это понимаете?
– Возможно, я докажу, что возможно. Смотрите. Во-первых, мы берем возраст, например. У нас есть большая проблема, мы не умеем распоряжаться правильно личным составом. То есть, вы правильно говорите, приходит, например, дед. Дед Бобер, 52 года, но он вел здоровый образ жизни, он занимался физкультурой и в свои 52 он даст фору молодым. Хочешь быть штурмовиком? Он говорит, "Я буду штурмовать". Велкам, друг, вопросов нет. Какие проблемы? Приходит другой дед, которому 55, но которому все, ну гайки по здоровью.
– А его отправляют штурмовать, бывает такое? Он говорит: я не могу. А потом у него инсульт, инфаркт, все. Забрали в бус и увезли.
– Давайте так, если бы все-таки слушали каждого, кто говорит, я не могу, то воевали бы, скорее всего, вы с Марией. Может быть. Если бы все слушали. Но на самом деле вот у нас опять же приходят недавно 55 лет. Я смотрю, понимаю, что это не штурмовик. Но он говорит: я классный механик, я разбираюсь в ремонте автомобилей вообще без вопросов. Друг, велкам, вот СТО, наши батальоны, иди, крути гайки. Приходит тоже, у нас, лучшие механики-водители это не 100%, потому что есть и молодые очень крутые парни, лучшие механики-водители, это как раз такие мужчины-мужчины. Он там себе фуры какие-то возил, на войне в АТО какой-то БМП водил, опыт уже есть, он никуда уже не спешит. Плюс, это все-таки машина, БТР, за ним надо ухаживать, знаете? Это больше все-таки присуще мужчинам за 40, все. Все, ты ему дал БТР, научил, провел курсы, все объяснил. И вот он ходит, его облизывает, обтирает, все. И классно справляется со своими обязанностями. То же касается связистов, РЭБовцев, РЕРовцев. Приходит человек, говорит: вот у меня проблемы с коленями. Вот если человек приходит, говорит: вот у меня коленям все, я не буду штурмовать. Но я так мотивирован, вот все, что скажете, я выучу. И ему не нужно будет самостоятельно учить, мы его научим. Просто понимаю, что человек хочет служить и приносить пользу. В РЭР его посажу. Я отправлю его на курсы на две-три недели в месяц. Потом еще своими курсами, как говорится, добьем его знания и навыки. Проведем практические занятия, и он будет сидеть на радиоэлектронной разведке слушать перехват. В чем проблема? Не проблема.
О международных партнерах и лендлизах
– Как вы считаете, до сих пор страны мира боятся путина, боятся эскалации? Поэтому мы не получим такие долгожданные разрешения. И президент ездит в Рамштайн, но все же результатов оттуда нет. Таких, каких бы нам хотелось.
– Давайте сначала посмотрим на МАГАТЭ, результат работы. Потом мы с вами посмотрим на ООН результат работы.
– Красный Крест?
– Красный Крест и НАТО. Ну, все. Ребята у нас были на подготовке во многих странах Европы. И они приезжают прямо с ужасом. Говорят, там армии нет. Есть технологии? Технологии есть, нет вопросов. Есть вооружение? Вооружение есть. Опять же, количество вооружений, реально готовых к выполнению поставленных боевых задач, которое в БГ находится, есть также вопросы. О помощи, как там у нас когда-то пиарились, лендлиз. Да нет, ну давайте честно, ну лендлиз был в 1943-44, когда просто десятки тысяч единиц автотехники, бронетехники, снарядов, самолетов, всего просто уходило. Вот наши партнеры работали тогда на победу. Сейчас у меня, как у военного, такое впечатление, что это помощь, знаете, чтобы мы не крякнули. Чтобы держались, там что-то себе держались, где недавно читал, вчера или сегодня, кто-то там нам передаст 77 "Леопардов". Ну каких 77 "Леопардов"? Ну 7700 "Леопардов" – ну это хорошо. 770 "Леопардов" – это неплохо. Ну каких там 20 "Брэдли"? Ну каких даже 50 "Брэдли"? Ну вот 5000 "Брэдли" – это учтется. Ну 500 "Брэдли", чтобы там хотя бы несколько бригад можно было нормально, эффективно, качественно комплектовать. Вопроса нет. Дали. Унификация. Унификация техники, боеприпасов и вооружения просто отсутствует. У нас есть все авто мира, как это чинить – непонятно, как настроить логистику запчастями или логистику для разбитой техники, которая требует восстановления, непонятно. Как развернуть эффективные бригады ремонтно-восстановительные, чтобы они были настолько унифицированы, такого в мире ни у кого нет. Поэтому опять же проблема? 100% проблема. Проблема калибров боеприпасов. У нас же просто все: от 60 минометов, 81, 72, 120, 120 какие-то там, нарезные с реактивными минами. Там же просто тапочка. 122, 152, 155, 105...там же просто. Как это все обеспечивать? Как все это подвозить? Как это все чинить? А опять же, это хорошо, что у нас украинцы просто очень изобретательны, очень мощные, что они учатся вот так, на чем, просто 5 минут, они сами создают таблицы стрельб под свои разные типы боеприпасов.
– Да у нас выбора нет.
– Выбора… Просто жить хочется, а выбора нет. Ребята в окопах, а ты с минометом сзади, то есть выбора нет. И Россия. Пару калибров, пару танков таких, пару БМП таких, пару БТРов таких. Им нужно на все БТРы условно там, на все, какие там только есть, три запчасти и все. Вот тебе унификация. Скорость ремонта, скорость обновления опять же. И скорость, если мы говорим там, они все же что-то строят на своих заводах. Поэтому, вы знаете, от западных партнеров хотелось бы не чуть-чуть, а гораздо мощнее, гораздо мощнее.
– Они не хотят, чтобы мы выиграли?
– Опять же, это измена и лично мое мнение, ну что выгоднее? Давайте так, Россия – серьезный игрок на международной арене. Это понимают кто? ЕС понимает? 100% понимает. Китай понимает? Понимает. США понимают? Понимает. Да, значит, кто у нас выиграет из-за войны россии с Украиной? По факту. Выигрывает ЕС? Ну, так на самом деле, потому что уже без газа сидят, скоро сами у нас дрова будут покупать. Китай выигрывает? Выигрывает. А США? Да. Если кто-то или россия победит Украину очень быстро или наоборот, ослабит ли это россия? Экономически? Точно нет. Выбьет ли это большое количество, как они там кричат, "я русский, славянин"? Нет. Уничтожит ли это большое количество боеприпасов, вооружения, техники, авиации россиян, например? Нет. То есть, им нужна дистанция, фактически дистанция, на которой в течение большого промежутка времени ежедневно будут теряться танки, самолеты, БТРы, БМП, вооружение, люди, большое количество санкций, большое количество средств, золото-валютные резервы и так далее. А это выгодно. А это выгодно. И кому? И Китаю, потому что можно будет потом за патроны покупать тех же россиян в рабство, фактически. Со всеми территориями, полезными ископаемыми и т.д. И столь же выгодно и для Соединенных Штатов Америки. Почему нет?
– Что делать в этой ситуации? Потому что вы говорите сейчас очень страшные вещи. Объективно.
– Это мое мнение.
– И вы вправе его озвучивать и в эфирах, и в принципе. И то, что мы сейчас слышим, это страшно. Возможно, кто-то просто боится это проговаривать. Знаете, есть еще такая категория людей, которые боятся это говорить вслух, но вы говорите. Вопрос следующий. Что с этим делать? Как нам продержаться дальше? И каким может быть финал?
– Вы знаете, давайте один просто пример приведу. Когда тебе предлагают на территории твоего государства построить завод по изготовлению "Байрактаров", то не надо заваливать какие-нибудь миллиона за подключение электроэнергии просто фактически к производственным мощностям. И все у тебя в стране станет хорошо. Вот не нужно. Можно же есть, однако немного меньше просто. И фактически расставлять приоритеты. Нам нужны "хозяйские люди", знаете ли, такие "менеджеры хозяйские", которые будут смотреть на перспективу. То есть фактически мы там два года строим какой-то завод условно. Три года там еще год мы его запускаем, налаживаем производство, два года мы что-нибудь продаем и на третий мы там условно его отбиваем. Но это нужно смотреть в будущее. А у нас, к сожалению, почему все просто слои населения привыкли так: ага, сегодня я украду 50 гривен или 5 миллиардов долларов и мне на всю жизнь хватит. Ну, может, и хватит. Что детям завтра твоим делать? Что твоим потомкам делать? Какое ты государство оставишь своим потомкам? Надо думать так.
– А как же заявления – баллистическая ракета у нас? Дрон, ракета, "Паляница"?
– Смотрите, вопросов нет. И даже на самом деле по выпуску FPV-дронов и прочего вооружения. Мы шагаем вперед, вопросов нет. Но опять же, если бы это был наш максимум, вот все знаете, то мы там производим одну "Клячу" в неделю и мы понимаем, что физически больше не можем. Все вопросов нет. Я точно знаю, что наша страна, наш ВПК, наше государство, власть, все-все-все мы, мы можем больше. Значительно больше. И значительно значительно лучше. И у нас все для этого есть. В космос ракеты запускали, вертолеты придумывали, самолеты собирали, так что мы не можем собрать баллистическую ракету? Да ну, не смешите. Просто этих дедов надо 80-летних где-нибудь подставать из гаражей, где они там сейчас свои Москвичи-Жигули крутят и все они соберут, все они помнят, как это делается. Ну и потом не забывать о том, как мы когда-то сдали ядерный потенциал нашими стратегическими бомбардировщиками. И не повторять такие ошибки. И все будет здорово.
– Что еще положительного? Давайте финал, у нас минутка останется.
– Много положительного. Ну правда, много, действительно положительного.
– Очень не хочется заканчивать интервью такими пессимистическими настроениями?
– Жить будем и победа за нами. Однако нужно также будет немного хитростей, на самом деле. Надо быть умными и готовыми к уловкам. И все же играть в долгую. И это касается не только и войны, но и подготовки к предстоящим действиям, которые все же нас будут ждать. Вопрос в том, кто подготовится лучше. Опять же россия и нанесет третий удар по Украине. Либо мы будем к нему готовы, либо нанесем первыми этот третий удар и вернем свои территории.
Поддержите журналистов "5 канала" на передовой.
- Главные новости дня без спама и рекламы! Друзья, подписывайтесь на "5 канал" в Telegram. Минута – и вы в курсе событий.