"СССР – тюрьма народов!"

18 марта 1989 года: в селе Лыхны состоялись 30-тысячные сборы абхазского народа, на которых было выдвинуто предложение о выходе Абхазии из состава Грузии и предоставления ей статуса союзной республики. Это инспирированное Москвой обращение одного из абхазских сел к Кремлю стало толчком к страшным событиям.

4 апреля 1989 года, вторник: под руководством лидеров грузинского национального движения во главе с Звиадом Гамсахурдиа на площади перед Домом правительства в Тбилиси начался бессрочный митинг. А уже через два дня на нем появились лозунги "Долой коммунистический режим!", "Долой российский империализм!", "СССР – тюрьма народов!". Более ста человек объявили голодовку. Лидеры оппозиции Звиад Гамсахурдиа и Ираклий Церетели заявили, что Москва подстрекает сепаратистов, чтобы расколоть Грузию и не допустить ее независимости. И основным требованием митинга было немедленная отмена автономии Абхазии и выход Грузии из состава СССР.

Десятки тысяч людей собрались в центре Тбилиси, перед зданием парламента, чтобы мирно заявить о своих стремлениях. Ни одного случая насилия или попыток захвата власти, как вспоминают очевидцы, не было.

Однако советское руководство Грузии отказалось от общения с демонстрантами.

"На митинге пели и танцевали. Бронетранспортеры, по четыре в ряд, заняли всю ширину мостовой..."

20:35 вечера, 7 апреля, пятница: мирная демонстрация не расходилась. В ЦК КПСС, с подписью первого секретаря ЦК Компартии Грузии Джумбера Патиашвили, была направлена телеграмма с просьбой направить в Тбилиси дополнительные силы МВД и Минобороны. Почти ночью в Москве состоялось совещание, на котором просьбу решили удовлетворить, Патиашвили телефону предложили "принимать решения совместно с командованием Закавказского военного округа, исходя из обстановки, которая сложилась".

Протокол не вёлся, никаких письменных документов не появилось. Министр обороны Дмитрий Язов и заместитель министра внутренних дел Иван Шилов отдали соответствующие приказы "по собственной инициативе".

8 апреля 1989 года, суббота: партийное руководство республики приняло решение о силовом разгоне митинга.

Как свидетельствуют различные источники, приказ о применении силы отдал лично М. Горбачев. Впрочем, сам генсек оправдывался - говорил, что узнал о трагедии только утром следующего дня.

По просьбе грузинской коммунистической власти в Тбилиси прибыли несколько военных подразделений вооруженных сил СССР – из Воронежа, Горького, Перми, а также дивизия им. Дзержинского из Армении. Задействованы также были БТРы и боевые машины десанта (БМД). Командовал "операцией" генерал Игорь Родионов.

"Тогда в Тбилиси часто шли митинги. Тот, о котором идёт речь, должен был закончиться в годовщину дня, когда грузины завоевали право считать родной язык государственным – 14 апреля. Так бы оно и случилось. По ночам возле демонстрантов собирались человек двести, на которых с вялым сочувствием смотрели разоруженные от греха милиционеры", – вспоминал очевидец событий, журналист Юрий Рост, который прилетел в Тбилиси по просьбе своего товарища, участника митинга, актера Гоги Харабадзе.

"Кому пришла в голову идея грандиозной провокации, можно только догадываться. Коллективный разум – хорошая ширма для сокрытия преступления против собственного народа. Москва и Тбилиси действовали бездарно. Жестокое подавление беспорядков формально может быть оправдано, если они массовые. Значит, необходимо, чтобы на митинге было много людей. Следовательно, их надо собрать. Как?", – добавляет он.

Официальные радио и телевидение начинают дезинформационные вбросы о том, что демонстранты грозятся захватить правительственные учреждения и грозят расправиться с руководством республики. Наверное, это получилось бы в другом месте. Но в Грузии не сработало. Площадка на проспекте Руставели пустеет и пустеет, а Кремлю нужен аншлаг...

8 апреля началась акция устрашения: по городу шли танки, в небе кружили военные вертолеты. Естественной реакцией людей стало то, что на главную столичную площадь начали съезжаться не только сами горожане, но и жители всей страны.

Демонстранты блокируют боковые улицы грузовиками с песком, трейлерами, чтобы с прилегающих улиц не прошли войска. И к ночи тбилисцы семьями и поодиночке собираются на проспекте. И митинг – продолжается. В ночь на 9 апреля начали возводить баррикады.

"Время приближается к десяти вечера. В Москве начинается программа "Время", и тут... происходит сбой. Выйдя из кабинета, один растерянный руководитель говорит другому ключевую фразу: "Сегодня указа не будет", – вспоминает Рост. А без "приказа" были невозможны аресты на площади, а соответственно, и массовые беспорядки.

Около 3:00 9 апреля, воскресенье: милиция через мегафоны стала требовать немедленно разойтись. Демонстранты пели гимн Грузинской Демократической Республики 1918-21 гг., патриотические песни. 

Демонстранты требовали выхода к народу первого секретаря Компартии Грузии Патиашвили, но он не вышел.

"Какой-то мужчина предупредил, что в случае разгона митинга нельзя обижать солдат, и просил вести себя миролюбиво, даже если они станут применять силу. По-моему, в такое развитие событий никто не верил", – вспоминает Юрий Рост.

К народу вышел патриарх-католикос Илия II. Улица с трудом затихла, и грузинский первосвященник взволнованным голосом сказал, что все присутствующие – его духовные дети, что все заинтересованы в свободе и процветании Грузии, что ему понятны чувства, которые их привели на митинг, но ему известно, что над всеми нависла смертельная опасность, и во имя сохранения жизни он попросил всех пойти в храм и помолиться о спасении.

"Нет! Мы останемся на площади!" – раздались возгласы.

Он еще раз пытался убедить народ. Никто не двинулся.

Один из лидеров собрания Ираклий Церетели, попросил людей подумать. Десять минут толпа молчала – очевидно, это и было ответом. Церетели попросил благословения у Ильи II. Он читал молитву, и все ее повторяли, стоя на коленях с зажженными свечами. Этот момент четко описывает самиздатовская газета "Наше дело" (№3, 1989 г.).

После молитвы Илиа II сказал: "Если вы остаетесь – я остаюсь с вами".

"Я пошел по проходу между левой и правой частями митинга. Тишину, которая возникла, нарушила музыка. Слепая девочка на тротуаре играла на свирели. Кто-то стал ей хлопать и танцевать. Это был последний звук, который я слышал перед атакой (в которую до конца не верил)", – пишет Юрий Рост.

4:20 утра, 9 апреля: началось наступление войск.

"На митинге пели и танцевали. Бронетранспортеры, по четыре в ряд, заняли всю ширину мостовой. Они ехали со скоростью быстрого шага. Крайний бронетранспортер левыми колесами шел по тротуару", – вспоминает Юрий Рост.

Толпа успел расступиться и никто под колеса не попал. За нами шли солдаты со щитами и дубинками. Солдаты немного отстали, и толпа, пропустив машины, сомкнулась, остановив солдат. Те постояли несколько секунд и начали работать дубинками. Демонстранты перед солдатами на мостовой стояли в пять-шесть рядов.

Солдаты были вооружены резиновыми дубинками, десантники – саперными лопатками. В ход пошел и слезоточивый (или, как многие позже утверждали – ядовитый) газ. Интересная деталь: художник Михаил Чавчавадзе предполагал, что никакого отравляющего газа не было. Просто слезоточивый был советский – и, вполне вероятно, некачественный. Но в упомянутом выше самиздате утверждается, что это таки был ядовитый газ, однако какой именно – гражданским медикам никто не признался, поэтому они и не знали, как помочь некоторым из пострадавших.

"...Я увидел, как из прилегающих к Дому правительства улиц спускаются другие войска. Часть людей, лишенная солдатами, которые продвинулись вперед со щитами, возможности бежать, оказалась в окружении. Кто-то из них бросался из стороны в сторону – их били, кто-то отбивался – их били, кто-то лежал – и их тоже били. Бессмысленно и жестоко", – вспоминает Рост.

Бронетранспортеры, проехав до Театра имени Руставели, остановились, создав вторую линию окружения. В Доме правительства по краям лестницы были террасы с плотными кустами. Вокруг – десантники.

"Сначала показалось, что десантники вырубают кустарник лопатками. Потом я увидел людей, которые прячутся в зарослях. Тут я почувствовал, что меня как будто ударили, крикнув: "Беги!". Удар дубинкой по спине был несильный, но оскорбительный", – пишет Юрий Рост.

Во время расправы над мирными демонстрантами погибло 20 человек, из них 16 – молодые женщины и девушки, которые пытались уговаривать солдат не бить людей. Были среди погибших и трое несовершеннолетних. Более 4 тысяч человек получили ранения - саперными лопатками и отравление газом. В разгар избиения солдаты начали нападать даже на грузин–милиционеров – пострадало 37 человек.

Последней жертвой тех событий стал 25-летний Гия Карселадзе, убит уже после объявления комендантского часа.

"Я слышал выстрел из военной машины, видел, как упал мальчишка, и помог доставить его в хирургию. Я дождался возможности сфотографировать пулю с рентгеновского снимка. Вся эта работа выполнялась ради заметки в номер "Литературной газеты", где я тогда работал. Понимая, что многие не напечатают, я изложил события на трех страницах и отправился в ЦК Компартии Грузии, где сохранилась связь с Москвой. Подал статью в редакцию. Но напечатана она не была. Стандартные "идеологически выверенные" и лживые тексты заполнили все газеты", – пишет Рост.

Редактор тбилисской "Молодежи Грузии" Вахтанг Абашидзе предложил Юрию Росту напечатать статью и фотографии побоища. Тот согласился с условием, что материал будет снабжен ссылкой, мол, именно в таком виде он был отправлен в Москву 10 апреля. "Молодежь Грузии" была сверстана и не без сложностей, обусловленных комендантским часом, доставлена в типографию. Когда тираж был готов, ворвались солдаты, конфисковали и уничтожили значительную его часть.

Свидетельства очевидцев кровавых событий в Тбилиси публикуются на сайте ВВС.

Воспоминания Лали Канчавели, мамы погибшей 16-летней Эки Бежанишвили

Эка ходила на митинги. Я этому не препятствовала, потому что все тогда ходили, все собирались, и никакого страха не было. В тот день ее отец отвел ее на физику, она к учителю ходила. Оттуда она пошла на проспект Руставели. Но опаздывала домой, хотя никогда не опаздывала. Мы пошли ее искать в восемь часов вечера.

Помню, что я ее нашла, и как раз тогда к митингующим вышел патриарх. Она сказала, послушаем патриарха и пойдем, но потом мы уже не успели выйти.

Помню, как во сне, что я держала ее за руку. Мой муж тогда искал ее с другой стороны, его волной людей вытеснило в сторону Кашветской церкви.

После слов патриарха начался разгон, и потом я уже ничего не помню. Я потеряла сознание, наверное, от удара ... Наверное, меня ударили первой. Она меня не оставила, потом ударили и ее.

Волосы у меня тогда были окрашены в светлый цвет. Мне потом рассказали, что один из сотрудников полиции сказал: "У белокурой женщины убили смуглую кудрявую девочку".

Меня четыре дня искали близкие. Меня трудно было узнать, я была похожа на 80-летнюю, опухла, выбиты зубы. Когда я пришла в себя, сознание моя была рассеянным, я не могла до пяти посчитать. Рука была сломана. Ногой я двигать не могла ...

Меня сначала лечили в Арамянц (больница в Тбилиси – ред.), потом перевели в неврологическую больницу. Когда меня перевозили туда, мою дочь хоронили.

У меня остался след от удара чуть ниже лопаток. Меня повезли в Германию – моему мужу на работе помогли с этим. Прочистили мне кровь, но полностью восстановить ногу, чтобы я смогла сама ходить, не удалось. Сказали: мы врачи, но не боги. Я сегодня одна не могу пройти и 10 метров. Немеет нога, и падаю. И дома хожу, пользуясь стулом.

Показания Мимозы Парджиани, старшего врача Тбилисского центра скорой помощи

До 40 бригад скорой помощи постоянно выезжали на этот митинг. Мы сменяли друг друга. Скорая тогда принимала только экстренные звонки, потому что все были мобилизованы, все были в ожидании чего-то неприятного. И это, увы, произошло.

Это была демонстрация насилия, несправедливости и подавления стремления к свободе. Это был ужас. Они шли с лопатами, ядовитыми веществами. Эти молодые падали, они через них переходили, топтали ...

Как только начался разгон, мы подъехали снизу, со стороны церкви Кашвети. В тот момент страха не было, опасности не чувствуешь. Я концентрировалась на том, чтобы как можно больше пострадавших вывести из того места и спасти.

Там пострадали и врачи скорой помощи. Вот меня до сих пор глаза беспокоят. Была попытка применить насилие и против нас. Когда я попыталась открыть все двери машины "скорой", чтобы как можно больше пострадавших в нее сели, один из военных вышел и замахнулся лопатой. Он не ударил, но таким угрожающим жестом дал мне понять, чтобы я остановилась. Но мы, конечно, этих пострадавших отвезли в больницу.

Самым страшным, что осталось у меня в памяти, был утренний проспект Руставели 9 апреля. Группы военных, которые говорили друг с другом, – довольны и счастливы. И страшная тишина. Много лет прошло, но эта картина так и остается в моей памяти.

Рассказ Ирмы Инаридзе, активистки "Группы поддержки женских инициатив"

8 апреля утром меня разбудил грохот танка. Танки были уже в городе, и я даже не помню, как вскочила тогда, оделась и побежала на Руставели. Мы встречались перед памятником Акакию Церетели и Илье Чавчавадзе. Там я увидела всех моих друзей, которые были встревожены тем, что в городе карательный отряд и танки.

Мы тогда решили, что должны стоять там, требовать больше суверенитета и права голоса, чтобы у нас было больше свободы. Для нас тогда в этой свободе было все объединено: и наша идеологическая и ментальная, и сексуальная свобода; то, что нас беспокоило, как молодых, освобождения из этой советской пропасти.

Мы знали, что людей могли разогнать. Но я не ожидала, что случится такое.

Я сидела на лестнице у Дома правительства. Тогда там были статуи и рядом кусты. Ребята встали сзади, чтобы людей, которые сидели на лестнице, туда не загнали и не расстреляли.

Помню, что кто-то начал танцевать, петь, хорошо помню... танки. Помню крики, какой-то парень стоял позади меня и кричал: "Что вы делаете? Тут же стоят женщины и девочки!"

Когда я встала с лестницы, невозможно было с места сдвинуться. Толпа начала двигаться волной из-за давки, я упала, на мне были люди, и я почти задохнулась. Моя подруга звала меня каким-то страшно тонким голосом, схватила меня за волосы, и я проснулась. Мы переползли и упали в яму. Кусты были, видимо, сломаны. Переломлен росток впился мне в живот, но я не могла поменять положение – была в таком состоянии, что не чувствовала тела.

Потом нас увидели наши сотрудники милиции, они нас буквально вытолкнули на улицу, которая идет от Дома правительства. Знакомый отвез меня к моей бабушке. Утром она отвела меня в больницу, и только там я узнала, что есть погибшие. Все тело у меня было в кровоподтеках, оба глаза были покрасневшие...

Распад Советского Союза начался 9 апреля. У меня такая метафора: Советский Союз – это как толстая Китайская стена из кирпичных слоев. Мы постепенно должны кирпичи из этой стены тянуть. Это наш долг – пытаться сделать эту стену как можно тоньше. Это началось 9 апреля и длится до сих пор. Это очень долгий процесс.

"...Признав действительными Акт о независимости 1918. и Конституцию 1921 г."

События в Грузии сплотили грузинскую оппозицию и ускорили выход Грузии, а также других республик из состава СССР.

31 марта 1990 г. в Грузии состоялся референдум о восстановлении государственной независимости Грузии. За государственную независимость проголосовало 98,93%. На вторую годовщину тбилисской трагедии – 9 апреля 1991 г. – по итогам всенародного волеизъявления Верховный Совет принял Акт о восстановлении государственной независимости Грузии, признав действительными Акт о независимости 1918. и Конституцию 1921 г.

Первый президент Грузии Звиад Гамсахурдиа провозгласил 9 апреля общенародным Днем национального единства.

9 апреля отмечается в Грузии как День восстановления независимости.