Об ужасах, которые там творились, напоминают тела на дороге, окровавленная одежда, разрушенные дома и обстрелянные автомобили... "24 канал" рассказал историю жителя Гостомеля Али Сафарова, который более двух недель с начала войны находился в городе с семьей.
Дальше без существенных изменений:
Я живу в Гостомеле, мы купили квартиру там в 2015 г., до аэродрома завода "Антонов" от моего дома – менее километра. Поэтому, когда в 5 утра туда прилетели первые ракеты москалей, мы очень хорошо это почувствовали – дом реально подпрыгнул от взрывов.
Я предполагал, что война начнется, но думал, что все это начнется на выходных, потому что по логике военных действий нападать удобнее в выходные, когда многие разъехались. Но они напали в будний день. Это было ужасно. Нанесенный ракетный удар был очень сильным и мощным, но его нанесли именно по аэродрому, поэтому даже стекло у нас не вылетело, хотя и прогибалось от взрывов.
Я был убежден, что они нанесли ракетный удар по аэродрому, и он их больше не будет интересовать. Также я был убежден, что они не будут развивать наступление на Киев, потому что, исходя из той информации, которую мы имели, у них не было нормального обеспечения, логистики. То есть подвоза боеприпасов, топлива. Это достаточно сложная штука, в армии я служил в автомобильном батальоне и приблизительно представляю себе, сколько автомобилей для этого нужно, а их не было.
Тогда в Гостомеле оставался свет, вода, интернет проводной. В первой половине дня я планировал связаться с работой, решить рабочие вопросы, а потом пойти в военкомат, ведь было ясно, что война началась.
В 11:00 утра я связался с работой и должен был отправиться в военкомат, но сразу после этого нанесли второй – еще более мощный – удар по аэродрому. Там было много разных ракет. Тогда со стороны аэродрома пошел дым, и мы увидели огромное количество вертолетов.
Сначала подумал, что наши вертолеты идут на аэродром, чтобы убрать последствия ракетной атаки, но потом я увидел среди десантных вертолетов, которые есть и у нас, и у россиян, ударный вертолет Ка-52, который есть только у россиян. Стало ясно, что это – не наши. Они летели очень низко, и их было очень много. Картинка была очень апокалиптическая: дым от пожара и в этом дыму вертолеты.
Наша военная часть, расположенная на аэродроме, дала им бой – было очень громко. Но после нескольких часов бой прекратился, и я увидел нашу Нацгвардию. Был уверен, что их выбили и уже более или менее безопасно. Но, к сожалению, это было не так, и мы выяснили это буквально на следующее утро, когда с самого аэродрома начали подниматься вертолеты и обстреливали уже сам Гостомель, вблизи наших домов.
Стреляли по всему, что двигалось, поэтому я снова не смог вырваться в военкомат. В первые дни они активно обстреливали все вокруг из вертолетов, минометов, затем подключилась артиллерия. Время от времени вспыхивало сражение, мы понимали, что наши пытались их выбить. В общей сложности с первого дня войны бой продолжался постоянно: то стрелковый бой, то артиллерийская дуэль, то минометные обстрелы. Затишье было всего на несколько часов – не больше.
Кадыровцев я лично не видел, но у соседа кума кадыровец застрелил в центре Гостомеля, потому что тот отказался отдать ему продукты. Кадыровцы там были, но у них очень мало сил. Пройтись по всему Гостомелю, чтобы проверить и зачистить территорию, у них не было сил. Там, где они вошли и спрятались, там они и мародерили. Несколько кварталов в сторону – и их уже не было, но они стреляли издалека.
К сожалению, наши мародеры там тоже были. Они со второго дня войны там начали кататься. Мы сначала не поняли, что это грузовик с украинскими номерами и краном-манипулятором катается и ничего не боится. Когда они краном потянули терминал для оплаты из магазина, стало все понятно.
Когда мы собирались уезжать, они медленно ехали по улице и словно высматривали, кто уезжает, а кто нет. Я им покричал: "О, привет, мародеры!" Они и уехали.
Свет пропал вечером 24 февраля в нашем районе, одновременно пропало водоснабжение и канализация, потому что перестали работать насосы. Отопление у меня – автономный котел на газе, к нему был подключен аккумулятор, поэтому отопление еще продержалось у меня 12 часов, а потом тоже исчезло.
Утром 25 февраля у нас уже не было ни отопления, ни воды, ни света. Мобильная связь еще была, интернет был несколько суток – где-то до 28 февраля. Затем мобильная связь почти исчезла и была большая проблема с тем, чтобы зарядить телефоны.
Народ начал самоорганизовываться. Городской голова Гостомеля Юрий Прилипко распорядился открыть магазины. Продукты там портились без света, люди вежливо, хорошо и организованно брали только то, что им нужно. Алкоголь никто не брал, и это меня больше всего поразило.
Но потом и алкоголь начали выносить и пить, но действительно, не все люди выдерживали стресс, потому что постоянные обстрелы и взрывы, и это была реально российская рулетка, потому что они стреляли наугад.
Мы точно видели, что стреляли именно русские, они наугад стреляли по жилой застройке, и ты не знал, куда прилетит следующий снаряд или мина. В наш двор прилетели мины в первые дни, разбили машины, соседний дом – там выгорел верхний этаж. В наш дом тоже попал снаряд и разбил верхние этажи.
Но в Гостомеле много построек, и ребята-строители организовали что-то типа бригады самообороны. Они снабжали своим генератором зарядку телефонов у всего местного населения, охраняли от мародеров, они также зашли в магазины и перебили бутылки с оставшейся водкой, чтобы этого всего не было, вывозили раненых своими машинами, хотя это был большой риск, потому что их постоянно обстреливали.
В конце концов одну их машину расстреляли, но хорошо, что из них тогда никто не пострадал. Они очень помогали, притом что они – не местные жители, а просто строители.
Большинство людей, которые не были чем-то обременены, в первые дни начали уезжать. Остались в основном пожилые люди, те, кто был с детьми маленькими, у нас лежащая больная в квартире, которую мы тоже не могли вывезти. То есть оставались люди, которым было проблемно передвигаться. Но все помогали друг другу. У кого были продукты – давали другим.
У меня была перестраховка, я запасся продуктами очень надолго. Единственное – мясо очень быстро испортилось. Но мы уехали 11 марта, а там продуктов еще на полгода осталось. Мы раздавали другим, что могли. Люди, у которых была мука, передавали нам муку, а мы передавали им что-нибудь другое. Это был не обмен, просто кому что было нужно – то и давали.
У меня была бутылочная вода – большие бутыли по 20 л, которые я заказал накануне. А потом уже перешли на колодезную воду. Пока было более-менее тепло, температура в квартире держалась. Когда похолодало – мы включали газ, с ближайших строек натаскали кирпичей, положили их над газовой плитой. Затем эти кирпичи переносили в комнату, где теща лежала. Мы вытащили матрас в самое безопасное в квартире место, потому что в убежище не ходили.
Убежище не было приспособлено нормально – там было очень сыро, люди там начинали болеть. Понятно, что под обстрелами ничего безопасного нет, но наша квартира была более закрыта домами вокруг, и у нас не панельный дом, а кирпичный. Если в кирпичный дом попадают, он не складывается как карточный, он рассыпается, как песок, там, где попало, а остальные дома могут остаться целыми.
Мы матрас вытащили в коридор подальше от окон, там спали всей семьей. А теща уже была на своей специальной кровати с электрическим подъемом. Без электричества мы не могли использовать ее функционал, но она оставалась классной.
Где-то к 8 марта отключили газ, температура начала падать очень сильно, мы спали в одежде. Понятно, что главная проблема была не столько в низкой температуре, сколько во влажности. Мы, когда подняли наш матрас, там просто лужа была, вода плескалась. Плесень пошла по стенам, было очень сыро.
Я постоянно колебался: уезжать или нет. Потому что, с одной стороны, выехать с лежачей тещей очень тяжело, с другой – оставаться и играть в эту русскую рулетку, когда постоянно идет бой вокруг и орки уничтожают гражданские кварталы и дома – тоже не очень. У нас также заканчивались медикаменты для тещи, памперсы, и нужно было что-то делать.
Мы в конце концов попытались уехать 9 марта. Орки якобы выделили нам коридор и сопровождение, но это сопровождение должно было повести нас через заминированный мост, который они сами и заминировали. Они объезжали мины, но в конце концов их самоходка (самоходная артустановка – "24 канал") взорвалась на собственной мине, и мы поняли, если бы мы поехали по этому мосту, то просто взорвались бы.
В точке сбора для эвакуации собиралось несколько тысяч машин, люди шли пешком даже, ждали не приехавших автобусов, было много больных, даже на самодельных колясках, много с маленькими детьми. Все собрались на точке сбора и стояли так с 11 часов утра до 16 часов, тогда я уже сказал, что надо возвращаться. По слухам, многих людей, которые пытались вернуться, просто не пустили назад, они были вынуждены ночевать там в убежищах.
10 марта также объявили, что будет зеленый коридор и точка сбора. Но по этой точке сбора начали стрелять из минометов, и я сказал, что мы никуда не уедем. Тем более что попытка эвакуировать нашу лежащую больную чуть не закончилась фатально. У нас не было ни носилок, ничего, мы просто несли ее на одеяле. Если в одну сторону мы ее затащили вшестером с соседями, то назад мы ее вытаскивали вдвоем с братом жены, и таким вытягиванием мы ее чуть не убили.
Поэтому 10 марта мы даже не пытались уехать. Но 11 марта утром было объявлено о коридоре, а накануне ночью мина взорвалась в 10 м от моей машины, но с другой стороны забора, поэтому машина осталась цела, и я понял, что нужно что-то делать.
Мы собрали небольшую колонну, для лежащей сколотили из досок носилки, на которых смогли донести ее до машины. Сначала мы поехали в центр Гостомеля на место сбора, по дороге к нам присоединялись машины и было понятно, что действительно собирается колонна, а в центре было много людей, ожидавших автобусов, автобусы сопровождали ГСЧС.
К сожалению, информирование об этом коридоре было очень несвоевременным, у нас почти не было связи и возможности получать из телеграмм-каналов информации, поэтому многие люди, которые хотели эвакуироваться, просто не успели дойти до точки сбора. Мы забрали своих пожилых соседей. Все ехавшие максимально забивали машины, взрослые сидели друг у друга на руках, даже в багажниках везли людей. Но желающих было очень много, но не все успели добраться, ведь автобусы долго не ждали, они загрузились и уехали и ехали даже пустыми.
Блокпост орков нашу машину не очень тщательно осматривал, но там ходили мальчики со срочной службы, они где-то отжали мотоцикл и стучались в машины, чтобы отобрать что-то у людей – сигареты, продукты, но ко мне они не сунулись.
На КПП попросили открыть багажник – я открыл. У меня старики в машине, ребенок, куча вещей, продуктов не взяли, потому что боялись, что это привлечет внимание, поэтому нас просто спокойно пропустили. Те бегавшие мимо срочники были славянской внешности, те, кто нас проверял на их блокпосту, выглядели как буряты, и вели себя нормально.
Но пока мы ехали по Буче и видели сгоревшие машины, это еще можно было списать на бои, но потом, когда мы выехали на трассу, почти каждые 100 метров было очень много расстрелянных автомобилей – старушки "Жигули", микроавтобусы, модные джипы, машины с надписями "Дети" и белыми повязками, нарисованными красными крестами. Все они были расстреляны и было видно, что их расстреливали с людьми, потому что было очень много крови.
Ехали мы колонной, боялись отстать друг от друга, потому что было понятно: если машина сломается, и ты отстанешь, то станешь таким же обгоревшим островом на обочине. Взрывы слышали, но не по дороге, поэтому не знаю, что это были за взрывы.
Потом мы доехали в Белогородку, к нашим, там была большая очередь на въезд, потому что прибывало много беженцев из разных колонн. Мы успели проехать, прошли проверку, нашей лежачей сделали укол обезболивающего и двинулись дальше на Киев. Единственное – опасались, чтобы снова не заехать к оркам.
В Киеве уже было светло, тепло, горячая вода, и, несмотря на то, что были вокруг обстрелы и взрывы, это все равно воспринималось совсем иначе.
Обязательно планируем возвращаться в Гостомель. Очень хотелось бы увидеть наш дом, если не целым, то хотя бы таким, который можно восстановить. Один из факторов, который нам очень помогал все эти дни – это то, что мы были именно в нашей квартире, среди привычных вещей, моментов, все вместе. Это очень помогало психологически.
Было такое чувство, будто извне что-то происходит страшное и опасное, а здесь у нас внутри, за окнами ничего не может произойти. Я понимал, что это по-детски, это как под одеяло спрятаться от бабайки, но это чувство было очень сильным.
Мы там оставили очень многое. В первый день мы собирались достаточно хаотично, тревожные чемоданы у нас были, но их мы собирали в расчете на то, что придется идти пешком, а мы все же выезжали машиной, а туда можно больше вещей вместить. Во вторую попытку мы старались загрузить все более адекватно, но была куча смешных моментов, например, мы взяли очки сына виртуальной реальности, но не взяли его одежду.
В целом очень жаль, потому что там осталось очень много дорогих сердцу вещей, поэтому мы в любом случае планируем возвращаться. Если хоть что-нибудь сохранится, это тоже будет хорошо.
Мы ведь не знали, что происходит вокруг, слушали только радио на телефоне, и когда у тебя нет возможности слушать весь марафон, потому что потом разрядится телефон и не будет, где его зарядить, полной картинки мы не видели и не знали.
Но где-то в начале марта они начали немного ориентироваться на местности и поняли, что улочка мимо нас выводит их из Гостомеля на Бучу. И они поперли туда колонной – 70 бронированных машин. Причем на 70 единиц бронетехники – всего одна машина с топливом, и было понятно, что логистики у них нет.
70 машин прошло на Бучу, а обратно вернулось 7, причем разрозненно. То есть сначала 4 машины уехали, потом одна, потом еще две, которые до Бучи так и не доехали, они стояли возле нас и стреляли вокруг. И это для нас было наглядной картинкой – сколько их здесь дохнет. И это нас очень вдохновляло.
В первые дни артобстрелы, минометные обстрелы были постоянными, но через несколько дней перестали летать вертолеты, затем артиллерия стреляла гораздо реже, если в первые дни это был шквал огня, то через несколько дней это было несколько выстрелов. Чувствовалось, что у них не хватает боекомплекта. Когда им привозили боекомплект, наша артиллерия его уничтожала сразу.
И понятно, что какая бы эта орда ни была, она заканчивается. И наконец закончится полностью.
Напомним, владимир путин цинично заявил канцлеру Австрии, что "было бы лучше, если бы война скорее закончилась", и назвал зверства россии в Буче "фейком". Сам Карл Негаммер перед встречей с российским диктатором лично посетил Бучу.
Главные новости дня без спама и рекламы! Друзья, подписывайтесь на "5 канал" в Telegram. Минута – и вы в курсе событий.
Друзья! Мы сегодня боремся за нашу свободу, независимость, за право быть свободным человеком на своей земле.
Нас защищают настоящие Супергерои: ВСУ, Нацгвардия, Тероборона, МВД, все неравнодушные Граждане, объединившиеся ради защиты Родины.
У нас есть беспрецедентная поддержка международных партнеров. Весь мир поддерживает Украину.
Сохраняем спокойствие, поддерживаем друг друга, читаем только проверенные новости и помогаем армии.
ЕДИНЫЕ ОФИЦИАЛЬНЫЕ РЕКВИЗИТЫ НБУ ДЛЯ СБОРА СРЕДСТВ НА НУЖДЫ АРМИИ
ПЕРЕЧИСЛИТЕ "КОВИДНЫЕ" ДЕНЬГИ С "Є-ПІДТРИМКИ" НА АРМИЮ
ОТПРАВЬТЕ ДРУЗЬЯМ ЗА ГРАНИЦУ ССЫЛКИ НА АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
Вместе к победе над российскими оккупантами!
Слава Украине! Героям слава!