Лонгриды

Как вернулся из гражданской авиации в военную, воздушные операции и работу плечом к плечу с коллегами вдвое моложе: 59-летний пилот Ми-8 в "Кто с Мирошниченко?"

Игорь Дидух убежден, что нам не нужны чужие территории, нам просто нужно врага выгнать на границу 1991 года и на этом войну можно будет остановить

В свои 59 лет Игорь Дидух совершает боевые вылеты. О том, как вернулся из гражданской авиации в военную, о воздушных операциях и работе плечом к плечу с вдвое младшими коллегами, о том, как общался с россиянами в первые дни полномасштабного вторжения, и мобилизации рассказал в интервью Анне Мирошниченко. Эксклюзивный разговор в программе "Кто с Мирошниченко?".

– Меня зовут Дидух Игорь Николаевич, мне 59 лет. Я пилот вертолета Ми-8. До войны я был гражданским пилотом вертолета Ми-8, работал в таких странах, как Афганистан, Судан, в Индонезии при пожарах.

Сейчас так жизнь сложилась, что я нахожусь в Вооруженных силах Украины, в бригаде армейской авиации в должности командира вертолета. Опыт приобретается со временем, опыт из училища пригодился и в воинской части, в которой начинал служить, и в гражданской авиации этот опыт довольно сильно пригодился.

На данный момент я считаю, что старшее поколение имеет очень большой опыт и может, конечно, поделиться на сегодняшний день с молодым поколением. Давайте так скажем: они нам доверяют, а мы им доверяем. У нас очень мощная молодежь, очень. Это очень хорошие, позитивные ребята, это настоящие патриоты Украины.

По-моему, я наверняка отвечу за старшее поколение, с которым я начинал служить во время войны, этой, в 2022 году, это у меня очень положительные друзья были. Они есть, просто подошел возраст 60-летия и они уволились из армейской авиации, сейчас они на второй пенсии находятся. Это такие друзья, как Николай Иванович, Александр Владимирович, это такие мощные люди, которым сейчас больше 60 лет, но они в первый день вторжения россиян на нашу территорию не задумываясь пошли в ряды Вооруженных сил и сразу все в один день появились на пороге нашей воинской части. Все были патриотами. Они отчаянно сражались, они отчаянно выполняли все свои обязанности. Конечно, такие люди, с которыми мне приходилось воевать, они пример для нашей молодежи, и это очень хорошо.

– Я не могу вас назвать старым поколением, как по мне, вы такой упорный, молодой и современный…

– Это вам так кажется, иногда нужно смотреть в паспорт. Мы понимаем, что 59 лет – это такой возраст, мощный. За всю историю этой войны, с 2022 года, сколько ни ставило нам командование боевых задач, ни один пилот, ни один, ни молодой, ни старшего поколения, ни среднего поколения, ни один не отказался, будь он болен, будь он с температурой. Нет вопросов. Поставлена задача и экипаж поднимается в воздух и выполняет свои задачи. Это, наверное, патриотизм, это, наверное, самое сильное, что есть в нашем человеке.

Мы воюем не за деньги, мы воюем за свои семьи, мы воюем за страну. Мы ни на кого не нападали, абсолютно, это просто враг коварно нанес нам удар и мы просто себя обороняем. Нам не нужны чужие территории, нам просто нужно врага выгнать к границе 1991 года, и на этом войну можно будет остановить.

– Боевые вылеты у вас сразу начались, в начале полномасштабного вторжения?

– Я пришел в часть, не буду указывать число, например, я сегодня пришел, а на следующий день уже вылетел. Никто не думал тогда, не думали ни о чем, нужно было просто выполнять задачи, командование ставило задачу, ее безупречно выполняли. Сначала работал на Донецком направлении, затем на Херсонском направлении, затем на Харьковском направлении.

Самый интересный эпизод, наверное, произошел у нас в начале войны. Тогда у нас такой логистики не было стабильной, и вы можете себе представить, что экипаж летит на выполнение боевого задания.

Командиру 57 лет, правому пилоту 21 год, он только после училища, 4 месяца прошло после его выпуска, и бортинженеру 23 года – вот команда летит на удар, и все мы летим, выполняем первый удар. Это просто было невероятно мощно. Ты не чувствовал разницы, что правому пилоту 21 год, что командиру столько, что бортинженеру столько. Ты настолько был уверен в них, ты настолько испытывал какую-то гордость, что ты вместе с командой выполняешь эту задачу.

Я помню, мы проделали маневр, отстрелялись по цели, пошли только разворачиваться, и с нашей стороны, по нам выходит ракета. Выпуск выполнили с земли. Это просто, как можно сказать, это просто включилась жизненная пауза. Ты видишь выход с земли, видишь вспышку.

Вся жизнь остановилась на паузе, может быть, 1–2 секунды, но пролетела жизнь перед глазами и только тогда подумал: только началась война, а тебя уже нет… Как-то странно было. Потом пауза отошла, и мы поняли, что ракета просто по нашему врагу была выпущена, просто они нас защищали. Потом выдохнули. Это не передать, жизнь пролетает за 1 секунду, жизнь пролетает и ценность жизни тоже пролетает за 1 секунду.

– Мы до интервью с вами говорили о том, насколько дорогое удовольствие нам воевать с россиянами, в том числе и использовать наши вертолеты.

– Это слишком дорогое удовольствие, я вам хочу сказать, потому что на сегодняшний день подготовить одного пилота стоит больших средств, процесс выполнения полета тоже забирает очень много финансов. Это дорогое удовольствие.

Вообще война – дорогое удовольствие, если говорить откровенно, не имеет значения, с нашей стороны или с их стороны. Давайте скажем так, вертолеты у нас не новые, но насколько это возможно, наши инженеры, наши командиры довели технику до максимальной комплектации и на тех вертолетах мы выполняем все боевые задачи, которые нам ставят.

Возможно, мы из тех вертолетов больше вытягиваем, чем они могут. Если бы мне раньше, лет 30 назад, сказали, что именно вертолет может сделать, я бы очень усомнился. На сегодняшний день эта машина безупречна, сколько она уже летает.

– А на новом на чем хотели бы, на современном, полетать?

– Я думаю, это перспектива для нашей молодежи. Я бы очень хотел…

– А вы бы не сели?

– Я думаю, что такое старое поколение... Надо уступать молодежи, и я бы очень хотел, чтобы наша молодежь летала на более современных вертолетах. В конце концов, наша молодежь того заслуживает, я надеюсь, что у нас будут и Apache, Hawk-и, и разная техника.

– Как вы настраиваетесь на успешный вылет?

– Я думаю, старое поколение... Молодое поколение тоже учится, мы отдаем дань нашему вертолету, мы его просто ласкаем: "Ты, солнышко, довези нас обратно домой, чтобы мы выполняли боевую задачу и вернулись все живыми". А экипажу всегда говорю: "Друзья, все будет нормально, мы все вернемся". Это очень важно, эта фраза, я эту фразу постоянно говорю.

Помню, такой был случай, что мы летим и уже до цели остается... А бортинженер сидит и слушает, потом рассказывает, когда же командир скажет: "Ребята, все будет нормально, мы вернемся". И когда фраза прозвучала, говорит, "Я почувствовал спокойствие такое, что командир сказал эту фразу".

Был такой у меня случай, что мы летели на выполнение боевой задачи, как правило, летаем только в парах. Чтобы простому гражданину понять – это два вертолета, один впереди, другой позади, и вот я лечу позади. Впереди летит командир экипажа, вслушайтесь в цифры – ему 30 лет, правому пилоту 22 года, бортинженеру 30 лет. Это они летят.

Конечно, ты очень переживаешь за этих детей, потому что дети летят у тебя впереди. И в твоем экипаже, как раз так получилось, что в моем экипаже все старые ветераны собрались. Правый пилот из "Украинских вертолетов" Василий Алексеевич, и бортинженер Олег тоже из "Украинских вертолетов", и вот в момент выстрела, когда мы совершили маневр, выстрелили, и у нас отказал один двигатель. Это, конечно, был шок, но это была секунда.

Дальше все специалисты все грамотные, экипаж так грамотно работал, что просто замечательно, я им очень благодарен, очень-очень, они заслуживают сильного-сильного уважения, так что задачу мы тогда выполнили и вернулись все живы-здоровы. Это самая главная задача – всем вернуться живыми–здоровыми, потому что каждого ждут семьи дома.

Я никогда не кричу, хотя я такой шумный человек. К экипажу я отношусь как к родным, я не вижу разницы, у нас действительно в экипаже летают – и командирами летают, у нас полковники летают, майоры, подполковники и ничего удивительного нет в том, но я думаю, что в экипаже все равны.

Обращаются по имени, бывает такое, что "дядя Игорь" скажут, ничего удивительного нет, это война, так складывается, но это по-семейному. И, конечно, когда мы прилетаем, тоже бортинженеры и наземный состав, они очень рады нас видеть, что мы возвращаемся все, что вылетели на задачу, определенное количество единиц техники, она и возвращается. Так что мы тоже своего рода благодарим техников за то, что они готовят для нас эту технику.

– Работая за границей, вы когда-то предполагали, что вы в 59 лет будете летать, уничтожать россию и то, что вообще вам придется воевать с российской федерацией?

– Я никогда не мог в это поверить, но видите, как сложилась жизнь. Враг коварный действительно напал, действительно так – "братья-братья", "сестры-сестры", а получилось как? Просто мы получили удар в спину, и все. Никогда я не мог подумать, что я еще вернусь в армию, я вам еще скажу, откровеннее, если бы не эти обстоятельства, я бы никогда не вернулся, но жизнь вносит свои коррективы, имеем то, что имеем. 

– Как думаете, на сколько времени россии хватит, чтобы воевать? Все же говорят о том, что это война вдолгую и неизвестно, когда закончится, даже если будет какая-то пауза, россия снова повторит.

– Я думаю, что надо эту войну на сегодняшний день уже заканчивать. То есть эта война должна закончиться нашей победой, это однозначно, это даже не обсуждаем, только нашей победой. Мы ведь ничего не хотим, мы хотим только вернуть нашу территорию и все, мы же на них не нападали, они нападали, мы им беды не делали, они нам беду сделали, но если послушать, например, интернет, если почитать Facebook, если почитать Тик-ток, вы посмотрите, люди зомбированы, у них просто зомбированная психика и они считают, что это мы на них напали, это маразм такой… "Мы с НАТО воюем".

Они ни одного солдата НАТО не видели в глаза… "Мы сражаемся с Европой" – ни одного европейца нет. Слушайте, мы, украинцы, мощные люди, мы защищаем свою страну, мы деремся, мы любого победим, кто на нашу землю придет, это не обсуждается.

– Как вы оцениваете российских лётчиков? Какие они были в начале? Учитывая, что вам 59 лет, очевидно, вы знаете, возможно, даже знаете кого-то из российской школы летчиков?

– Я вам так скажу, я из армейской авиации, например, из вертолетной, я никого не знаю пилотов, но я смотрю, что и у них пилоты заканчиваются, что тоже у них старшее поколение начинает летать. Тоже я чувствую, что не так у них все хорошо, как хочется. Вы спросили о пилотах, с которыми я работал, я вам скажу: пилоты, с которыми я работал до начала войны. Когда началась война, мы переписывались с ними три дня, чтобы вы просто это понимали.

Три дня, вы понимаете, какие были безумные потери у нас, безумные... Что я мог москалям написать? Я четко написал: "Слушай, так и так, не может так быть, это вы на нас напали". "Да успокойся, да все там закончится", – таков ответ.

– "Через три дня"?

– Не "через три дня". "Да все там закончится, все будет нормально, мы водки попьем и сала поедим". Я ему тогда ответил, что на Красной площади мы действительно попьем водки и поедим сала, это было даже написано в Facebook. Еще фраза звучала – куда русский корабль идет. Послали его. Второй человек, это Халинджеку, он мне тоже позвонил: "Что там у вас творится?". "Что-что? Ваши напали", – говорю, на нас. "Ваши, – говорю, – войска убивают мирное население, наши дети гибнут, наши женщины". – "Да ты что? Бери семью, приезжай ко мне! Я поляну накрою". Да на хер ты мне со своей поляной нужен?! Это, кстати, "афганец". Что ты за "афганец", если не можешь сделать нормальный вывод? "Да что ты, да успокойся...". Был за русским кораблем послан. Больше я не общаюсь с россиянами. Еще хочу добавить, что меня очень поддерживают и интересуются моей судьбой правый пилот из Эстонии, он интересуется, командиры вертолетов из Казахстана – они интересуются.

– А россияне сейчас уже не пишут вам ничего?

– Вообще. Это 4–5 день и с тех пор нет никаких... Но я и не хочу. Там не с кем переписываться.

– Если бы вы сейчас встретили российского летчика?

– Я бы ему руки не подал, при случае я бы его… Если бы он был на моей земле – я бы его убил, как-то так. Без задоринки.

– Как в целом профессионализм российских летчиков вы оцениваете, если отбросить?

– У них неплохая техника, у них и вертолетный парк гораздо лучше. Нам бы тоже для армейской авиации не помешало и дронов, чтобы мы тоже обновили свой парк. Пока ожидаем, мы надеемся, что наши партнеры, наши союзники европейские, друзья, наши американские друзья, канадские друзья помогут.

Я очень хочу поблагодарить их за ту помощь, которую они на сегодня нам оказывают, так что искренняя им благодарность. Я так скажу откровенно, что обеспечение в армейской авиации на сегодняшний день вполне достойное, поверьте мне, у нас пилоты обеспечены и технически на высшем уровне. Также у нас есть волонтеры, которые донатят, они не афишируют.

– Какие-то фонды вам помогают?

– Да, есть очень мощный фонд Сергея Притулы, я хочу сказать, что защитные шлемофоны они нам таки приобрели и поставили в части, мы им благодарны, вообще не только им, а всем волонтерам искренняя– искренняя благодарность за вашу поддержку. Тяжелее всего сейчас ребятам, стоящим на передке. Я думаю, что лучшие донаты, лучшая помощь пускай бы шли туда, на передок, тем ребятам, которые сейчас сидят в окопах, которые сейчас мерзнут, они молодцы, они сила, они красавчики, гордость Украины, они молодцы.

– Если бы у вас была возможность, вы могли бы как-то интенсивнее поддерживать ребят с неба, которые сейчас на передке?

– Так скажем: в начале войны мы их постоянно поддерживали. Прорывали фронт – где только прорывали, мы поднимались, выполняли задачи, ставили постоянно. Мы действительно им очень помогали, да и чувствуем, как мы выполняем боевые задачи, мы возвращаемся, мы туда летим. Как радостно, что они чувствуют, что у них есть поддержка с воздуха, что вот работает армейская авиация, вот эти вертолеты дают жару москалям.

– Большие надежды возлагаем на F-16, постоянно говорим о них, когда они будут, что наши пилоты учатся, есть сроки, в которые пройдут эти учения. Объясните людям: если у нас будут эти F-16, то что?

– Давайте так скажем, F-16 – это очень большая поддержка для наземных сил, это очень большая поддержка лично для нас, потому что как только мы подходим к линии фронта, нас всегда встречают истребители противника, которые готовы нас... У них вооружение "воздух–воздух", и они могут нас элементарно сбивать.

Если будет F-16, а дальность локации у него намного больше, наверное, на десятки километров больше, а это уже большой плюс, если они будут висеть над нами, а мы под ними. То есть гораздо быстрее врага вычислят и с помощью своего вооружения могут его уничтожить, как-то так, по-простому, но так.

– Знаете, когда я вижу, что в Facebook фамилия или фото молодого летчика, очень горько, трудно смотреть на это…

– Самое страшное, когда ты пьешь кофе в классе, общаешься с человеком, идешь на боевой вылет, а человек не возвращается, это очень страшно. Ты понимаешь, что ты не только теряешь близких людей, ты теряешь пилотов, ты теряешь нашу гордость.

У нас есть потери, но я думаю, что у российской армии гораздо большие потери, в разы. По крайней мере, я так думаю. Почему? Когда выполняем боевое задание, мы стараемся все просчитать: и их РЭБы просчитать, и их ПВО просчитать, иногда у нас получается это, иногда не получается, но, сами понимаете, локация у них тоже постоянно меняется, да и командование предоставляет разведданные.

Мы все используем, так что и командование, можно так сказать, постоянно держит нас на контроле, лишних опасных вылетов мы стараемся не совершать. За что им спасибо, за поддержку и за понимание, потому что совершить полет ценой собственной жизни – это бессмысленно. Надо выполнить задачу, уничтожить врага и вернуться в живых.

– Бывает такое, что слезы и отчаяние?

– Бывает. Слезы есть, отчаяние есть. И есть мотивация. Ты понимаешь, что ты потерял товарища боевого и должен за него отомстить, это мотивация очень сильная. Но это не только за товарища, это за тех людей, за тех детей, за то старшее поколение, которое сейчас погибло, без жилья осталось, без домов, сколько людей уехало, сколько семей развалилось, сколько людей погибло, сколько жилья уничтожено, люди сейчас… За тех людей мы воюем, за тех. Просто задача стоит как – выгнать врага с нашей территории. Все. До 1991 года, и их знать даже не хочу. Я лично говорю.

– Знаете, вам 59 лет, и вы пошли воевать. У нас сейчас обсуждается закон о мобилизации, вы видите, в соцсетях происходят скандалы – кто должен воевать, кто нет. Вот вам 59, вы ушли. А кто-то выехал за границу, а кто-то ни копейки не дал Вооруженным силам Украины и вам в частности.

– Я вам так скажу: каждый человек должен принимать решение индивидуально. Один боится, один убегает, другой – наоборот, патриот: он идет. Третий думает: "А зачем я там буду воевать за кого-то, пусть кто-то за меня повоюет". Вот здесь разница между людьми. Просто хочется, чтобы наши украинцы поняли, что мобилизация рано или поздно все равно необходима будет потому, что ребята, которые сейчас на передовой, они рано или поздно устанут, они уже устали.

Вы поймите правильно, если человек не пойдет воевать, если не будет Вооруженных сил Украины, то не будет Украины вообще. И то население, которое думает: "А, враг придет, но со мной ничего не случится, я тут...". Куда-то на работу ходил или что-то выполнял, а враг придет и не будет смотреть, что ты там делал. Он просто уничтожит и все.

Их какая задача? Уничтожить вообще эту Украину, стереть с лица земли и все. Чтобы просто нас окончательно не было, не было. Сколько раз нас россия подставляла? Видите, опять-таки очень жаль, что у нас нет ядерного вооружения, очень, очень жаль, что мы отдали ядерное оружие врагу. Те же ракеты, которые сейчас по нам прилетают.

– А почему так произошло, как думаете?

– Это нужно к руководству страны обратиться в те времена. Это 1991-1992 год, возможно, мы неправильный шаг сделали. Как-то так, но украинский народ выбирал свое будущее. Он выбрал то, что выбрал. Сейчас нужно сгруппироваться и просто достичь своей цели – освободить Украину и забыть о россии навсегда. Может быть, навсегда, может быть, на 50 лет.

Молодые ребята, мощные пилоты, лучшие пилоты, я хочу о пилотах еще сказать: это самые мощные, лучшие. Они молоды, у него может рука дрожать на планшете, но он уходит в полет, никто никогда не отказался от полета. Лучше пилотов, я думаю, нигде в мире нет, чем наши. Отважные. Красавцы. И еще хочу сказать, какой отпечаток война делает на лицах наших пилотов – им по 23–24 года, а у них седина в голове. Я седой весь, а им 23–24 года, а у них уже седина идет – это раз. А во-вторых, еще хочу сказать – как они быстро на войне стареют. Посмотреть в лицо, что я пришел два года назад, в начале войны, и сейчас – и я смотрю, как наши дети стареют. Это очень ужасно. Очень.

– Не хочется на этом заканчивать. Давайте поговорим, если бы все кончилось сейчас, не знаю как, но все кончилось. Вы что бы хотели делать? Где работать? Улететь? На море?

– Если война закончится, я бы хотел немного отдохнуть. Это во-первых. Во-вторых, я бы хотел выделить месяц-два для того, чтобы путешествовать, а потом вернуться в гражданскую авиацию, где, как ни прискорбно, не то чтобы досадно, там, где ждут. Это для меня очень приятно, что столько мы сражаемся, а помнят о тебе и держат для тебя место. Это очень мощно. Я очень благодарен.

– Вы профессионал. Есть опыт. Может, с вами встретимся, покатаете меня после победы.

– Я вам очень благодарен. Слава Украине!

– Героям Слава! Слава таким, как вы.

Поддержите журналистов "5 канала" на передовой.

Вносите свой вклад в победу – поддерживайте ВСУ.

Главные новости дня без спама и рекламы! Друзья, подписывайтесь на "5 канал" в Telegram. Минута – и вы в курсе событий.